Дуан второй
Я устремлял смятенный взор
На Музу, дочь Небес, в упор;
И думал: мне с давнишних пор
Она — родня;
Добрей заботливых сестер,
Мудрей меня…
— О вдохновенный мной поэт,
Отринь бессмысленный обет!
Ты маешься немало лет,
Но ты не стар!
Награду, коих выше нет,
Получишь в дар.
Великий Гений сей страны{10},
Которому подчинены
Благие духи вышины —
Им несть числа, —
Знаток искусства, и войны,
И ремесла.
Шотландский опекая люд,
Иные духи рать ведут,
Иные поощряют труд;
А от иных
К певцу, родившемуся тут,
Нисходит стих.
Под градом ядер и гранат
Они сердца воспламенят.
И патриот, войдя в сенат,
Внимает им,
И честной речи тяжкий млат —
Неотразим.
Дабы поэт или мудрец
В потомстве обрели венец,
Глаголет дух: найди, певец,
Вернейший звук!
Иль шепчет: выправь сей столбец,
О жрец наук.
И Фуллартон писал в пылу,
И Демпстер злу слагал хулу,
И Битти пел богам хвалу,
Как менестрель,
Пуская в скептиков стрелу,
Что била в цель.
Скромнейшим духам отведен
Меньшой разряд людских племен —
Поэт-крестьянин, плотогон,
Столяр, пастух;
Кому не помогает он —
Хранящий дух?
Он тяжкий колос желтых нив
Спасает, бурю отвратив;
Он учит, как провесть полив;
И от вреда —
Коль пастырь добр и не ленив —
Хранит стада.
Влюбленным даст он без помех
Вкусить восторгов и утех;
Поправит пахарю огрех
На борозде;
И позаботится, чтоб смех
Звучал везде.
И если дух окрестных сел
Меж прочих малышей нашел
Того, кто певческий глагол
Обрящет впредь,
Дух бережет его от зол
И учит петь.
Я — Койла: фея, коей здесь{11}
Дано лелеять град и весь,
Где Кэмпбеллы сбивали спесь
С южан-громил;
Избранник давний мой! Доднесь
Ты Музе мил.
Я встарь видала много раз,
Как ты, уставши от проказ,
Слагал ряды нестройных фраз
Под струнный звон,
Услышав песню иль рассказ
Былых времен.
Ты на морской стремился брег —
Увидеть волн ревущих бег;
И ты любил мороз и снег,
Когда очаг
Желанней многих вешних нег
И летних благ.
В лугах, с их майских покрывал,
Ты попусту цветов не рвал;
Ты слышал радостный хорал
В любом лесу;
Как ты впивал, когда был мал,
Весны красу!
Когда серпы срезали рожь,
По вечерам кипел кутеж;
А ты, не враг веселью, все ж
Наедине
Бродил, покинув молодежь,
Внимая мне.
Когда любовь, и с ней — тоску
На юном ты узнал веку,
Давалась трудно языку
Признаний речь;
И я учила, как в строку
Ее облечь.
Тебя порой безумный пыл{12}
В трясины страсти заводил;
Лучам обманчивых светил
Ты шел вослед;
Но светом этим все же был
Небесный свет!
А я учила, как верней
Воспеть любовь простых парней;
Ты славен стал в пределах всей
Моей страны;
И многие из лучших в ней
С тобой дружны.
Я не учу — и ты б не смог
Воспеть, как Томсон, лес и лог;
Возжечь, как Шенстон, огнь тревог{13}
В груди людской;
Излить, как Грей, чей светел слог,
В сердца покой.
Но подле несравненных роз
Цветет и скромный медонос;
И пусть вознес лесной колосс
Ветвей шатер —
Вблизи боярышник возрос,
И тешит взор.
Не сетуй же, и слез не лей;
И в меру сил — твори смелей;
И верь: ни милость королей,
Ни блеск наград
Не могут песне дать твоей
Желанный лад.
И вот речей моих итог:
Пребудь возвышен, прям и строг;
И верь: коль скоро ты сберег
В душе огонь,
То над тобой хранящий Бог
Простер ладонь.
Носи, поэт! — она рекла{14},
И подарила мне с чела
Венец невянущий — светла,
Добра, проста;
И прочь умчалась — как стрела,
Иль как мечта.
Жалоба, навеянная злополучной участью некоего влюбленного друга
Луна! Ты светишь с высоты,
И мир почиет без забот;
Но зришь ли бедолагу ты,
Что вдаль бредет, и слезы льет?
Я стражду ночи напролет,
Мой скорбный нескончаем стон:
Утрата — наихудший гнет…
Любовь и жизнь — всего лишь сон.
Ты ледяные льешь лучи
На дальний холм и ближний луг;
Твой серп колеблется в ночи
На зеркалах речных излук…
Уйми, о сердце, горький стук!
О Память, совладай с тоской!
О, где скончанье лютых мук?
Ужель навек ушел покой?
— Не об измысленной беде ль
Притворно плачется пиит?
— Нет, не аркадская свирель
О мнимых муках говорит!
Обет, исторгнутый навзрыд,
Взаимный пламень… Видит Бог,
Таков — презрен и позабыт —
Любви взаимной был залог!
Как мы впервые обнялись!
Объятий не было нежней.
Как я душой стремился ввысь —
Во славу ей, одной лишь ей!
И вдруг… О сжалься, иль добей!
Ушла — как лед по водам рек!
Ужели стон презрела сей?
Ужель навек ушла, навек?
Ужели сердцем столь черна,
Чужда и чести, и стыда,
Что молвив: буду век верна,
Меня отвергла навсегда?
Увы! Коль горе, иль беда
Заступят ей житейский путь,
Несчастий грянет череда —
Кто их умерит хоть чуть-чуть?
Я мыслил: время, погоди,
Сложи проворные крыла!
И всякий миг в моей груди
Любовь заветная цвела.
Ты выжгла грудь мою дотла,
И там — безжизненный простор,
И там — убийственная мгла
С тех самых пор, злосчастных пор!
Рассвет вещает всякий раз:
Мученья новые близки.
И вновь ползет за часом час
Тягучей, медленной тоски.
И вновь страдать не по-людски,
Сражаться с памятью, доколь
Не сядет солнце — но в виски
Стучит и ночью та же боль!
Утихни, скорбь! Любовь, молчи!
В постель ввергаюсь, точно в ад,
И не смыкаю глаз в ночи,
Когда не спит лишь конокрад.
А коль усну — сто раз подряд
Разлука наша снится мне;
И дню томительному рад,
Проведши ночь в подобном сне.
Луна! Ясна и высока,
Ты озаряешь окоем;
Сияла так же ты, пока
Бродили с нею мы вдвоем.
В луче серебряном твоем
Струили свет ее зрачки…
Былое поросло быльем,
И эти ночи далеки!
Забыть восторги тех минут,
Забыть, коль скоро не вернешь,
Забыть! Но память тут как тут —
И снова жар, и снова дрожь!
Безрадостный, бессчастный — все ж
Влачу бессмысленные дни.
О, женщины бесчестной ложь,
О, безысходность западни!
Третье послание Дж. Лапрейку
О Джонни, будь без перерыва
Здоров и счастлив — речь не лжива;
Теперь, когда поспела нива —
Усердно жни,
И пей с устатку вдоволь пива
Во всяки дни.
Да не осмелится Борей
Снести снопы с твоих полей,
Метнуть на вереск и пырей!
Спеши на ток,
И все до зернышка скорей
Ссыпай в мешок.
О том же и моя забота —
Но ливнем прервана работа,
А мне писать пришла охота
Уже давно.
Авось, дождется обмолота
Мое зерно!
Я задолжал тебе, когда ты
В письме без подписи, без даты
Твердил: попы не виноваты,
Умерь-ка пыл —
И адской ругани ушаты
На друга лил.
Да пусть с амвона мелют гиль —
Давай споем о дружбе! Иль
Ты ждешь — когда, взметая пыль,
Примчит Камена?
Виноторговка да бутыль —
Вот ей замена.
Я друг тебе, и друг до гроба.
А не мила моя особа —
Давай, дружище, клюкнем оба
Лицом к лицу:
Минутная минует злоба,
Придет к концу.
Когда окончится страда,
Когда в хлева уйдут стада,
Когда высокая скирда
Украсит двор,
Я загляну к тебе тогда —
Залить раздор.
Любезные Каменам зелья
В разгаре сладкого похмелья
Опять подарят нам веселья
Былых годин…
Не тридцать нам, как мнил досель я —
Двадцать один!
Но снова солнце — в облаках,
И вихри подымают прах.
Колосья, что стоят в снопах,
Бегу спасти я!
Подписываюсь впопыхах:
Твой Роб-Вития.
Послание к г-ну Мак-Адаму, владетелю поместья Крэйген-Гиллан, в ответ на любезное письмо, адресованное мне в начале поэтического моего пути