3. Почему разговоры о наркотиках приравнивают пропаганде наркотиков? Общество не вправе обсуждать способ своего функционирования? Джордж Сорос тратит миллионы на борьбу за легализацию легких наркотиков в США, не будучи ни наркоманом, ни наркодилером – мы что, не имеем права знать его точки зрения?
4. Сегодня бравирование марихуаной – популярный протест против официального госустройства. Он так же естествен, как детский мат, за которым нет испорченности, а лишь желание определить границы дозволенного. Право на протест породило рэп, рейв, граффити и до сих пор питает лимоновскую НБП. Клапан в котле – это теперь вещь лишняя?
5. Антинаркотическая пропаганда в России строится по схеме такой примерно угрозы: будешь заниматься онанизмом – волосы на ладонях вырастут. А поскольку волосы не растут, объект делает вывод, что его дурят. Психоактивные вещества различны по типу и последствиям воздействия, из которых исключать положительное – крайне глупо: иначе б мы не пили утром психоактивное кофе, а в Новый год – психоактивное шампанское. И впаривать, что затяжка «травкой» приводит к зависимости, ломке и смерти – значит убеждать молодых, что чиновники – вруны. И что дурить их (посредством «дури») – дело чести. Но почему-то качественное научное исследование по марихуане, вышедшее в издательстве «Контркультура», привело к обыскам в издательстве, а издатель Илья Кормильцев, поэт и переводчик Уэлша и Поланика должен был уйти чуть не в подполье.
6. В нежном возрасте отказ от общего действия в своей компании в равносилен самоубийству. Сверстники бренчат на гитарах – и ты бренчишь, катаются на роликах – и ты катаешься, пускают шприц по кругу – ты пускаешь. Американский парень Ди Снайдерс в знаменитом «Курсе выживания подростка» тьму страниц отвел умению говорить «нет», не теряя лица. Сколько книг уровня Ди Снайдерса вышло благодаря Госнаркоконтролю? А если ни одной, то, может, не надо в посудную лавку при таких-то габаритах?
Продолжать список можно долго, хотя во главе Госнаркоконтроля, верю, стоят честнейшие люди, примерные главы семейств, готовые жизнь отдать за детей, и биться с этими милыми людьми – не супостатам в лицо плевать.
Однако искренность намерений никого и никогда не извиняла.
Мы живем в стране, где запрещенные препараты хотя бы раз в жизни пробовала добрая треть, а то и половина жителей больших городов, причем в большинстве – группой лиц и по предварительному сговору.
А в обществе, где все население нарушает закон, может существовать только выборочное правоприменение с целями, далекими от общественного блага. И я не очень понимаю отваги работников упомянутого ведомства, у которых наверняка есть и враги, и дети. Они что, не знают, что нажим через детей на родителей – самый сильный?
Сорос ведь убеждает легализовать легкие наркотики не в силу эмоций, а в силу расчета: с его точки зрения, вред от них меньше вреда от борьбы с ними. Я не знаю, насколько он прав. Но знаю, прошу прощения за банальность, что в Нидерландах легкие наркотики легализованы, а экономика этой страны краха не потерпела, население не выродилось и преступность не увеличилась. Зато у нас любая дискуссия о допустимости или запрете, легальности или нелегальности широко употребляемых веществ объявляется антиобщественной и преступной.
В то время как именно такая дискуссия сейчас нужна. Именно потому, что в нашу жизнь вошли новые вещества. Именно потому, что они оставили след (Пелевин, Ширянов, Болмат, Спектр – и это только в книгах). Именно потому, что этот след не стереть. Именно потому, что мы плохо разбираемся в структуре, механизмах воздействия, возможных последствиях и последствиях борьбы с последствиями.
Я говорю о наркомании не как девушка, начитавшаяся романтических книжек про жизнь дна – но, надеюсь, и не как бабушка, которая видит за каждым кустом насильника. Среди близких мне людей есть наркоманы – и один из них однажды чуть не умер у меня на глазах, а другой умер. Я знаю, каково отчаяние матерей, чьи дети не могут слезть с иглы – хотя знаю, что вину они должны делить минимум надвое. Я знаю, что подсевшие на героин регионы – это не чья-то выдумка. Да, и я знаю, что от целого ряда синтетических наркотиков действительно возникает мгновенное привыкание, а их применение действительно ведет к уничтожению организма.
Однако я знаю и то, что каждое общество психоактивные вещества применяет, и что способ приема зависит от традиций, привычек, культуры, и только потом от репрессий. В конце концов, СССР был страной тупого ужирания водкой, и там выли от ужаса жены и спускался последний скарб, и разлетались в клочья печени и судьбы, и были борьба и принудительное лечение.
А сегодня миддл-класс водку принимает все больше в малых дозах как аперитив, сочетает цвет вина с типом пищи и на вызовы времени отвечает увеличением потребления соков и минеральной воды.
И все это без создания Главаперитивконтроля, без конфискаций Венички Ерофеева и без налетов на рестораны. Хотя Горбачев было и пытался.
То есть шанс у нас, все-таки, есть.
В Лондоне, между прочим, телефоны с изображением канабиса теперь тоже не гвоздь сезона, хотя пару лет назад были хитом. Сегодня в чести черепа, кресты и прочая суровая готика.
Протестуют, понимаешь, против сытого истеблишмента.
И – хоть бы один протест со стороны профсоюза гробовщиков.2005 Comment
В подготовительных материалах к статье, опубликованной в «Известиях», у меня сохранились вопросы и ответы из газеты The Evening Standard от 26 мая 2004, цитирую:
«– Что говорит закон о марихуане?
– Марихуана относится к наркотикам класса С. Ее хранение и продажа нелегальны. Максимальный срок за хранение – 2 года, за торговлю – до 14 лет.
– Меня могут арестовать за то, что при мне есть марихуана?
– У полиции есть это право. Но служебная инструкция такова, что в большинстве случаев полицейские лишь конфискуют марихуану и выносят предупреждение. Полицейские должны задерживать только тех, кто делает это неоднократно или тех, кто курит марихуану в общественных местах, нарушает порядок или делает это возле детских учреждений.
– Я могу выкурить косяк на улице?
– Нет. Могут арестовать – особенно если это возле школы.
– Какое наказание можно получить?
– Большинство отделывается предупреждением – хотя попасть на два года в тюрьму тоже возможно. Самым распространенным наказанием является штраф, но это целиком зависит от судьи.
– Откуда весь этот шум про изменения в законодательстве?
– До 29 января 2004 года марихуана относилась к наркотикам класса B. Изменения в законе понизили ее до класса С, потому что государство считает, что наибольшую опасность для молодых людей несут тяжелые наркотики».
Я привожу информацию с конкретными цифрами не потому, что она на момент выхода книжки не устарела (скажем, торговлю галлюциногенными грибами в Великобритании все же в итоге признали нелегальной, то есть законодательство изменилось) – а затем, чтобы был ясен принцип британского правоприменения, правосудия и в целом правопорядка.
Остается только добавить, что спасающийся от преследования российских властей Илья Кормильцев в Лондоне умер от скоротечного рака. Был объявлен сбор средств, я тоже посылал, но не спасли.2012
#Великобритания #Лондон #Стаффордшир #Уорикшир Хоббиты будут платить
Tags: Можно ли считать неудачником британца без машины. – Во сколько британцу обходится содержание автомобиля. – Будет ли остров копировать материк.
– У нас нет платных автодорог, – говорили мне в Лондоне друзья. – Они за каналом, на континенте.
И обманывали.
Платный кусочек в 27 миль (43,5 километра) в Англии существует, разгружая движение между Стаффордширом и Уорикширом. Называется это дело toll road – «дорога с пошлинами», если буквально.
Однако ошибка неумышленна.
Стаффордшир, Уорикшир – это Мидлэндз, Средиземье. То есть, с точки зрения лондонца, забытая богом дыра, в Ширах которой точно водятся мохноногие хоббиты. Черт его знает, каковы у них там местные правила.
Во-вторых, открылась эта toll road недавно, в декабре прошлого года.
В-третьих, машина для британца, как и для американца – синоним свободы, ограничение которой есть покушение на основы социального бытия. И Маргарет Тэтчер еще недавно говаривала, что 30-летний мужчина в общественном транспорте может считать, что жизнь прожита впустую (она не знала, что жизнь на колесах в Лондоне вскоре превратится в череду мучений, от поиска парковки до ее оплаты).
А в-четвертых, англичане выкладывают за свои машины такую пенничку, что мысль о разумности дополнительных сборов блокируется подсознанием. Бензин – один из самых дорогих в мире, около 85 пенни ($1,6) за литр, и свыше 90 процентов цены составляют duties, акцизы, расходующие на поддержание бесплатных дорог. Затем следует отдельный road tax, дорожный сбор – это 150 фунтов ($275) в год, без которого не получить на лобовое стекло нашлепку, без которой не дадут пользоваться автомобилей. Потом – страховка, от 400 до 2000 фунтов ($730-$3660). Куда ж еще? Даже congestion charge, сбор за въезд в центр Лондона, скромные 5 фунтов, на которые ухватишь лишь бутерброд и чашку кофе, вызывает искреннее возмущение и называется кое-кем из среднего класса неподъемным.