И все же почему — «хрустальные»? Потому, как-то объяснил на пресс-конференции автор, что хрусталь сверкает не сам по себе, а лишь отражая упавший на него свет. Ничего не представляя сами по себе как личности, «курисутару» — «хрустальные» находят самовыражение в клубах и дискотеках. Носить только заморскую одежду, читать лишь сборники комиксов или фотожурналы, успеть в числе первых посмотреть новейший голливудский боевик, «освоить» наркотики и пересыпать свою речь словечками из лексикона американской морской пехоты — это «хрустально». Само собой разумеется, что среди главных принципов «хрустальности» должны быть полная аполитичность, безразличие ко всему, что происходит за пределами холодного «хрустального» мира. Притягивающие «курисутару» районы Сибуя соседствуют с теми, где толпятся и визжат «бурикко», стайки экзальтированных юных девиц. Их кошельки гораздо тоньше, чем у «хрустальных», многие из них не могут рассчитывать на помощь родителей и сами зарабатывают хлеб насущный. Те, кто помоложе, разнообразят школьную форму дешевыми пластмассовыми украшениями. Постарше, избавившиеся от необходимости ходить в школу, надеялись получить высшее образование, но оно оказалось не по карману. Наевшись мороженого или блинчиков с вареньем в недорогих забегаловках, «бурикко» отправляются в близлежащие лавочки, торгующие дешевой бижутерией, пластинками, значками и портретами «айдору» — идолов кино и эстрады — или пролежавшими на складах «армии спасения» и снова вошедшими в моду подержанными нарядами десяти-двадцатилетней давности.
«Вакамоно» — «молодые вещи»
«Хрустальные», «бурикко», «бамбуковые ростки»... Внешне вроде разные, эти группы завсегдатаев Сибуя объединены чертами, присущими не только им, но многим молодым японцам. Эгоцентричность, апатичность, отвращение к работе и повышенный интерес к развлечениям — таковы главные черты молодого поколения, выделенные в правительственной «Белой книге». Этот взгляд основан на результатах обследований и опросов различных исследовательских центров.
Тревожные результаты дают и международные обследования, в которых сравнивают взгляды японских молодых людей и их сверстников в других странах. Как показали международные исследования, японцы прочно удерживают первое место по неудовлетворенности учебой в школе, службой в учреждениях и работой на предприятиях, по отсутствию взаимопонимания с родителями и старшими вообще, по степени недовольства окружающим их обществом и нежеланию бороться за перемены к лучшему. Комментируя настроения выросших в годы «экономического чуда» молодых людей, влиятельная газета «Асахи симбун» писала: «Эгоизм, нигилизм и социальная апатия молодежи стали тревожной тенденцией, которая скажется на будущем страны». Правда, газеты и журналы правого толка придерживаются совсем другого взгляда. Вспоминая потрясшие Японию массовые выступления молодежи и студентов против войны во Вьетнаме, кровопролитные стычки с полицией и боевиками ультраправых организаций, которыми были отмечены 60—70-е годы, авторы статей по проблемам молодежи удовлетворенно и покровительственно пишут: «Чем быстрее эти «вакамоно» (дословно «молодые вещи», синоним молодежи) гонятся за модными нарядами, удовольствиями и развлечениями, тем медленнее будет накапливаться у них раздражение против положения в современном обществе. С точки зрения стабильности существующих порядков такие тенденции следует всячески поощрять».
Среди причин, порождающих «хрустальность» или «бамбуковость», чаще всего называют отсутствие у молодых людей жизненных целей. Инстинктивно, подчас бессознательно молодые души отвергают убожество импортированной из-за океана системы ценностей, но оказываются не в состоянии определить подлинные идеалы и цели.
Возникший духовный вакуум заметили и пытаются использовать в своих интересах крикливые и назойливые экстремисты правого и левого толка, всевозможные религиозные секты. Гораздо опаснее путь, на который все сильнее подталкивают молодежь правые политические партии и группы, в том числе и стоящие у кормила государственной власти. Готовящаяся правительством реформа системы образования призвана вернуть молодежь к довоенным самурайским моральным ценностям, усилить воспитание в духе уникальности и превосходства страны Ямато, преданности императору как символу феодального морального кодекса «бусидо».
Две Сибуя
Неподалеку от станции Сибуя открылся «Музей мира», молодые хозяева которого рассказывают своим сверстникам об ужасах Хиросимы и Нагасаки, о нависшей над сегодняшним миром угрозе ядерного самоуничтожения. И здесь, рядом с Сибуя, песня Эри-тян о Хиросиме приобрела новое звучание.
Парни и девушки из Лиги демократической молодежи — японские комсомольцы — разошлись в толпе, предлагая поставить подпись под воззванием за мир. Они раздавали листовки и красные воздушные шары с голубем мира.
Полощутся на ветру красные флаги пролетарской солидарности. На них названия профсоюзов, приславших своих представителей из разных частей огромного Токийского промышленного района. Японское профсоюзное движение раздроблено, но в Первомайские праздники классовое чувство рабочих, их тяга к совместным действиям проявляются с особой силой. Колонны разных профобъединений, работники процветающих и медленно умирающих отраслей промышленности идут плечом к плечу, идут одной дорогой.
На головах многих демонстрантов повязки с надписью: «Обязательно победим!» На груди и спине укреплены плакаты из ткани или бумаги с карикатурами на власть и деньги имущих, с короткими лозунгами.
Одна колонна меняет другую. Одна боевая песня сменяется другой. Под звуки «Интернационала» прошли электрики Токийского промышленного района. Молодые врачи и сестры поют Гимн демократической молодежи. Запрещенные в долгие годы правления военно-фашистской диктатуры песни японского пролетариата разносятся из репродукторов на украшенном антивоенными плакатами микроавтобусе сталелитейщиков.
Нежный, а затем неожиданно сильный голос моей знакомой Эри-тян запевает: «Расцветали яблони и груши...» Когда она умолкает, к комсомольцам то и дело подбегают из колонн друзья и знакомые, чтобы пожать руки, заказать любимую мелодию.
Праздничные колонны движутся мимо шеренг полицейских: в любую минуту могут появиться провокаторы из ультраправых организаций. Впрочем, тут же агенты в штатском строчат в блокноты, полицейские фотографы пополняют молодыми лицами портретную галерею активистов профсоюзного движения. Определенно Первомай стоит костью в горле тех, кто считает себя хозяевами Японии, и их слуг. Сейчас не 1920 год, когда первый японский праздник солидарности трудящихся был разогнан полицейскими дубинками, а тюрьмы наполнились арестованными демонстрантами. И не те долгие годы военно-фашистской диктатуры, когда традиция Первомаев была прервана кровавыми репрессиями.
Но власть имущие вовсе не собираются примиряться с главным праздником рабочего класса.
Правительство, объявившее национальными праздниками дни весеннего и осеннего равноденствия и некоторые другие подобные даты, отказываются признать Первое мая официальным нерабочим днем. Правые профсоюзные лидеры пытаются выхолостить политическую, классовую сущность Первомая, они хотели бы превратить его просто в народное гулянье. Или — еще лучше — в семейное физкультурное мероприятие, так сказать, что-то «бамбуковое» для взрослых.
Но достаточно пойти рядом с колонной, увидеть в праздничных шеренгах полные решимости лица молодых демонстрантов, чтобы понять одно. Площади и улицы района Сибуя, прозванного царством токийской молодежи, не только барометр настроений юношей и девушек, но и поле битвы за их умы, за их будущее.
Токио
Юрий Тавровский, корр. еженедельника «Новое время» — специально для «Вокруг света»
Бункер
Пиллау (Ныне Балтийск.) — последний опорный пункт Восточной Пруссии — гитлеровцы защищали с отчаянным упорством. Отброшенные через пролив на косу Фрише-Нерунг, они продолжали обстреливать и военно-морскую базу, и город. Из четырех радиостанций на «газиках» у нас осталось две. Одну — с самым мощным передатчиком — разнесло снарядом, вторую мы потеряли во время налета немецкой авиации. Я оказался старшим в подвижном радиоотряде, организованном командованием Балтийского флота еще на подступах к Восточной Пруссии. Пока главстаршина Павлов разворачивал с телефонистами проводную связь штаба базы, мы с мичманом Васиным и радистами оборудовали радиоцентр. С армейскими частями, кораблями и авиацией связь установили тотчас, но Кронштадт, где находился штаб Балтийского флота, нас не слышал. Оставшийся целым радиопередатчик был маломощный, к тому же работал на штырь (Вертикальная антенна из металлической трубы или нескольких Труб, сужающихся кверху.). Все мачты для антенн были перебиты.