– Подумайте сами, – терпеливо сказала агентша. – Представьте, что речь идет об обмене органами. В таком случае сердце или почку не копируют, а именно пересаживают. И точно так же, как нельзя было бы оставить вас без сердца, мы не можем оставить вас с прорехой в психике. Последствия, надеюсь, представляете.
Он не представлял, но кивнул, решив больше не задавать вопросов. Наверняка у неё есть готовые ответы на все. Да и какое это имеет значение, если денег для оплаты налогов всё равно нет? Преодолев робость, он пробормотал:
– Ладно, что уж там… Где расписаться?
II. Пациент
Пересадка прошла довольно буднично. Чистая операционная с приборами и непонятными установками, вежливый персонал, на этот раз в самых обычных халатах, строгий доктор, который обращался к нему не иначе, как “пациент”.
Нет, он не может узнать, как зовут реципиента и что именно будут пересаживать. Извините, врачебная тайна. Нет, беспокоиться не о чем. При таких ничтожных вмешательствах он вряд ли почувствует изменения. Нет, пациент, раздеваться не надо, ложитесь сюда и закройте глаза. Наркоз, пожалуйста.
Ему показалось, что он очнулся ровно через мгновение. Полежал, с опаской прислушиваясь к ощущениям. Ничего нового.
– Вот и всё, пациент. Благодарю вас, – доктор слегка приподнял уголки губ, обозначая доброжелательную улыбку. – Удостоверение донора вам выдадут в регистратуре.
Он раскрыл какую-то папку и начал делать в ней пометки. Расценив это как приглашение удалиться, Виктор двинулся к выходу. Он был столь увлечен поиском хоть каких-то внутренних изменений, что по пути едва не налетел на медсестру, которую, чудом разминувшись, машинально хлопнул по заднице.
Пройдя ещё пару шагов, он остановился, ошарашенный собственным поступком. Начал было бормотать какие-то извинения, но так и не смог произнести ни слова. Оказалось, что доктор всё это время с интересом наблюдал за ним, а медсестра, напротив, начисто проигнорировала происшествие. Привыкла? Доктор задумчиво кивнул и продолжил делать пометки, окончательно утратив интерес к пациенту.
Красный от смущения, Виктор выскочил в коридор и остановился, привалившись к стене. Он никогда никого не шлепал по заднице. Тем более, машинально.
* * *Оформляя документы в регистратуре, он тщательно следил за словами и жестами. Может быть, именно поэтому ничего особенного не произошло. Он улыбнулся и подмигнул девице в окошечке, дождался ответной улыбки и облегченно вздохнул. Всё-таки, с ним всё в порядке. Посетителей не было, и он задержался, чтобы поболтать.
До него дошло через четверть часа. В порядке? В каком ещё порядке? До сего дня сама мысль о том, чтобы вот так запросто знакомиться и болтать с первой встречной казалась ему пугающей. А сейчас – никакого дискомфорта, всё кажется естественным.
Торопливо попрощавшись, он выскочил из клиники и, опасаясь пользоваться общественным транспортом, поймал такси. По пути домой он попытался привести мысли в порядок.
Итак, вопреки всем заверениям, обмен прошел не без последствий. У него изъяли застенчивость и пересадили какому-то распутному типу. Это вполне понятно, сексуальные скандалы вредят карьере и семье. Политику и впрямь лучше избавиться от такого багажа. Но что ещё он приобрел в довесок? Он надеялся, что больше ничего.
III. Бета
Полгода прошли как во сне. Вопреки опасениям, никаких других побочных эффектов не обнаружилось. Виктор зажил бурной сексуальной жизнью, наверстывая упущенное, и не раз поминал добрым словом того неведомого депутата или министра, который его облагодетельствовал. Для него это, может быть, и являлось опасным пороком, но Виктор всерьёз считал своё приобретение настоящим благословением.
Для полного счастья не хватало лишь денег. Его доход и раньше был весьма скромным, и расходы на женщин превратились в ощутимую прореху в бюджете. Спустя полгода, когда общая сумма неоплаченных счетов превысила размер зарплаты, он решился. “Тысяча добродетелей” предоставляла возможность оплатить донорством не только налоги.
Снова разговор с агентом, операционная, непонятные приборы, строгий доктор и общий наркоз. Единственная разница – вторая, третья и все следующие пересадки прошли без каких-либо ощутимых последствий.
Неприятности настигли спустя год. Они явились в образе жирной оранжевой литеры “Бета” в его удостоверении. Рейтинг гражданского доверия – нормальный вместо высокого.
Поначалу Виктор не придал этому никакого значения. Казалось бы, что решает всего один жалкий уровень? Разницу ему объяснил босс.
– Это не просто показатель благонадежности, – заявил он. – Это ещё и уровень доступа. Тебе придется нас покинуть.
Аналогичного мнения придерживались и чиновники службы трудоустройства, а также потенциальные работодатели. Выбор был невелик – либо браться за работу попроше и подешевле, либо продолжать снабжать корпорацию материалом, всякий раз рискуя что-нибудь подцепить. О том, чтобы начать жить по средствам, речи быть не могло.
* * *Он попался на девятнадцатой краже. Суд признал склонность к воровству последствиями одной из пересадок, что автоматически возлагало на “Тысячу добродетелей” ответственность за социальную реабилитацию преступника. Тюремное заключение заменялось содержанием в клинике корпорации до выздоровления.
Адвокат “добродетелей” не возражал. В своей ответной речи он не преминул подчеркнуть высокую степень гражданской ответственности и повышенное внимание к конструктивной критике, ставшие визитной карточкой представляемой им организации. А также то, что обвиняемого предупреждали о последствиях злоупотреблений услугами корпорации перед каждым обменом (соответствующие документы за подписью Виктора прилагались). Было также обещано детально разобраться в происшествии и повысить уровень разъяснительной работы среди доноров.
IV. Дельта
Реабилитационный центр “Тысяча добродетелей” вовсе не походил на тюрьму. Если не обращать внимания на решетки на окнах, забор с колючей проволокой, шокеры и наручники у санитаров – не походил.
Строгий распорядок, казённая одежда, отвратительная еда и ежедневные процедуры. Восстановительные, как не преминул уточнить осматривавший его врач.
Тесные палаты на двоих. Санитар слегка подтолкнул замешкавшегося на пороге Виктора и закрыл за его спиной дверь. Знакомить новичка с обитателем комнаты он счел излишним.
Несколько минут прошли в молчании. Старожил – худой мужчина чуть за сорок – сидел на кровати, поджав ноги, и без особого интереса изучал вошедшего своими выцветшими серыми глазами. Несвежая пижама была ему явно велика, ворот сполз на плечо, обнажив костлявую ключицу. Не по возрасту морщинистое лицо выражало скуку.
– Я Эпсилон, – наконец произнес он. Голос был хриплый, такой же тусклый и усталый, как и его хозяин.
– Виктор…
– Нет, ты теперь Дельта, – заявил Эпсилон и ткнул в Виктора пальцем.
Проследив за указующим перстом, он и впрямь обнаружил на своей пижаме греческую букву “Дельта”. Маркировка на одежде нового знакомца тоже соответствовала прозвищу.
– Хорош торчать у двери, – в его голосе так и не стало больше приязни. – Садись на койку, слушай. Моя обязанность – растолковать тебе, где ты оказался и что тебя здесь ждет.
Он замолчал и повернулся всем корпусом к свободной кровати, застеленной колючим казённым одеялом. Виктор-Дельта потоптался ещё немного в ожидании продолжения, но Эпсилон попросту игнорировал его, вплоть до того момента, пока снова не обнаружил в поле зрения.
– Как тебя звали раньше – значения не имеет, – заявил он. – Раз ты здесь – значит, ты уже не тот, кто когда-то поставил свой первый автограф на их чёртовом бланке. Слишком много обменов. Ты теперь кто-то другой. Новое имя придумывать бессмысленно, так как здесь ты продолжишь меняться, и очень, очень быстро. Усек?
Виктор моргнул пару раз, помотал головой, но так и не нашелся с ответом.
– Ладно, объясняю по буквам. Центр только называется реабилитационным. Обещанные восстановительные процедуры – это на самом деле те же обмены, только крупные. Заведение у нас на полной самоокупаемости, да с большим профицитом. А то, что пациент не выздоравливает – так извините, необратимые изменения зашли слишком далеко, распад личности прогрессирует, обязуемся взять на вечное сохранение.
– Но ведь есть случаи выздоровления!
– Есть. Но тебя это не касается. За положительные обмены надо платить. Ты в состоянии? Так я и думал. В следующий раз воруй по крупному.
– Но…
– Молчи, слушай. Они не особо заботятся о том, как фрагменты стыкуются у донора, лишь бы клиенту подходило. Погрешности и нестыковки накапливаются, лишая тебя рассудка и тянут степень гражданского доверия всё ниже. Из-за этого ты иногда просыпаешься и обнаруживаешь на пижаме новую маркировку. Я уже три дня как Эпсилон.