Герлин хотела было возразить, что ей безразлично искусство пения Леона. Ее больше беспокоило то, что рыцарь не умел ни писать, ни читать и свысока смотрел на тех, кто этими умениями обладал. Вдовам и сиротам, священникам и монахиням не следовало особо рассчитывать на его защиту – Леону из Гингста внушали уважение только люди грубой силы. Будет ли он преданно служить такому юному господину, как Дитрих? Юноше, чьим ближайшим советником был еврей и, возможно, вскоре станет более зрелая супруга?
До этого момента господин Леон не выказывал особого почтения к Герлин, и, насколько она знала, у него не было дамы сердца, под чьим знаком он отправлялся бы в бой. Служение прекрасной даме – очень важная добродетель при «дворах любви», которой рыцари отдавались с рвением, – также, казалось, мало его интересовало. Однако это были не те аргументы, которые могли бы переубедить Перегрина.
– Вот как, Герлин! Значит, тебе не очень-то нравится юный рыцарь, – продолжал владелец крепости, не дождавшись ответа Герлин. – Но дело в том, что у нас не так много достойных рыцарей. Или ты желаешь въехать в Лауэнштайн в сопровождении стариков и оруженосцев?
Герлин нечего было на это возразить. Все-таки она надеялась, что Дитрих или господин Соломон предоставят ей боеспособный эскорт для путешествия по Франконскому лесу. Отправляться в многодневную поездку одной с Адальбертом, Леоном и Рюдигером, к тому же еще и с сундуками, полными приданого, казалось ей не слишком разумным. По пути находились замки рыцарей-разбойников, которые простые грабители обходили стороной.
Но пока она могла не беспокоиться об этом. Господин Соломон дал ей месяц на то, чтобы она собрала свое приданое. Затем небольшое сопровождение, состоящее из четырех хорошо снаряженных рыцарей и двух оруженосцев, должно было прибыть в Фалькенберг.
Перегрин приказал позвать Герлин, как только гонцы сообщили, что мужчины приближаются к крепости. Девушка как раз должна была принять только что привезенную древесину, необходимую для починки конюшни и сараев после зимы. Она пришла в покои отца прямо из сторожки. Герлин вспотела, ее накидка была в опилках.
– Дитя мое, я получил известие, что делегация из Лауэнштайна уже приближается к крепости. Говорят, что в их числе двое юношей в качестве оруженосцев! Это не роскошное господское общество, однако, вполне возможно, что Дитрих под прикрытием своих рыцарей, одетый как простой оруженосец, намеревается получить представление о своей невесте! Во всяком случае, так утверждают Рюдигер и Вольфганг… и раз они так думают, это может прийти в голову и другим юношам. – Перегрин окинул взглядом Герлин. – Господи, барышня, а ты выглядишь как крестьянка! – упрекнул он ее. – Ну, время еще есть. Позаботься о том, чтобы для тебя приготовили ванну, – возможно, ты успеешь хоть сколько-нибудь привести себя в порядок, пока гости подъедут. Хотелось бы, чтобы ты смогла поприветствовать их во дворе крепости.
Герлин воздержалась от резкого ответа. Ей не нравилось присматривать за работниками, которые принимали древесину, однако эту работу она не могла поручить никому другому. Священник считал ниже достоинства служителя Божьего следить за соответствием размеров досок и кольев, так что на него нельзя было рассчитывать. А помимо него и Герлин, только Перегрин, Рюдигер и Вольфганг достаточно хорошо писали и считали, чтобы не создать ужасную путаницу в учетных книгах. Рюдигер был бы наилучшей заменой сестре, однако она заметила, что он всячески уклонялся от выполнения таких «нерыцарских» заданий.
Про себя Герлин снова обругала Леона из Гингста, который поддерживал в этом юношу, хотя Рюдигеру было суждено стать не героем, а наследником владений, и если он хотел преуспеть в управлении поместьем, то, по меньшей мере, должен был научиться так же хорошо вести дела, как и обращаться с мечом. Герлин надеялась, что в Лауэнштайне он это освоит – со слов Соломона, Дитрих был образован и начитан.
В этот раз ей все-таки придется привлечь к работе Вольфганга, который всегда радовался, когда ему давали «взрослые» поручения. К сожалению, пока он не достиг совершенства в измерениях и записывании чисел…
Когда Герлин наконец все уладила, было уже поздно принимать ванну в женских покоях. Все-таки для этого нужно было поднять туда воду, а на это требовалось немало времени – равно как и усилий слуг, необходимых и при разгрузке древесины. Герлин даже подумывала, не обойтись ли без омовения, однако решила, что ей все же следует освежиться. Она быстро перебежала через двор крепости, потом через сад и поспешила по направлению к реке. Рыцари и их лошади купались там ежедневно, как и служанки с крестьянками под прикрытием зарослей ив после рабочего дня. Перегрин строго следил за тем, чтобы при этом их никто не беспокоил. В случае жалоб он налагал на любопытных мужчин суровое наказание.
Герлин сама часто по вечерам освежалась в реке. В это время рыцари уже уезжали, а крестьянки еще не приходили. Такое купание позволяло ей избежать расточительных, хоть и необходимых в ее положении очистительных процедур. В этот день Герлин также была одна на месте купания, однако, уже одеваясь, услышала голоса по другую сторону ивняка, который переходил там в рощу, невидимую из окон крепости.
– Ты все еще оруженосец, мой юный друг, и в твои обязанности входит чистка снаряжения! – раздался резкий высокий голос человека, явно привыкшего отдавать приказы. – Когда пройдешь посвящение в рыцари, тогда и будешь выхваляться, а сейчас бери лоскут ткани и полируй латы!
Герлин раздвинула ветви и увидела шесть незнакомых рыцарей, прибывших на красивых ухоженных лошадях. Мужчины как раз снимали дорожную одежду – они путешествовали верхом в кольчугах – и, вероятно, намеревались сначала освежиться, а затем облачиться в латы, которые везли с собой. Если бы ее отец враждовал с кем-то, Герлин следовало бы поднять тревогу, однако вражеские рыцари не стали бы купаться возле крепости противника перед нападением. Она была уверена, что перед ней эскорт из Лауэнштайна, который собирался въехать в крепость невесты своего господина с достоинством и в только что начищенных доспехах.
Герлин растрогалась – о таком она знала из рыцарских романов. Доспехи были тяжелыми, и ездить в них верхом было неудобно. Их надевали лишь иногда, в том числе и чтобы выказать почтение невесте – чаще всего, когда жених находился среди рыцарей или оруженосцев.
– Я из знатного рода! – раздался визгливый голос оруженосца. – Я не обязан чистить серебро!
Хоть бы это был не Дитрих! Герлин отметила нежное юношеское лицо и коренастое телосложение этого оруженосца. Если ей придется делить ложе с этим мальчишкой… Она содрогнулась. Другой юноша, темноволосый, выглядел более скромным. Он уже усердно полировал нагрудный рыцарский щит.
– Так держать, господин Фридхельм! – похвалил его светловолосый рыцарь, который сделал замечание первому юноше.
Значит, темноволосый мальчуган не был ее женихом. Герлин решила поспешить обратно в крепость. Если рыцари войдут в воду и немного отплывут от берега, то наверняка заметят ее. С тяжелым сердцем девушка отправилась обратно. Отец приказал ей надеть праздничное платье. Герлин позвала служанку и с ее помощью облачилась в шелковую рубашку, поверх которой надела небесно-голубое платье из дамаста. Ее образ завершил расшитый золотом пояс и широкий налобник с золотой канителью. После некоторых колебаний она решила надеть вуаль – она не должна показывать свое лицо каждому рыцарю. Герлин покрутила в руках медальон госпожи Алиеноры. Сейчас как никогда она нуждалась в совете матери.
Перегрин ожидал и Герлин, и рыцарей во дворе крепости. Рюдигер взобрался на крепостную стену, чтобы оттуда видеть, как подъезжает эскорт.
– Они едут! – сообщил он. – Отец, Герлин, как они снаряжены! Шесть рыцарей в полном вооружении, их щиты так начищены, что в них отражается солнце! Это знак высокого уважения, Герлин! И насколько богатым должен быть этот владелец Лауэнштайна, чтобы так снарядить шесть рыцарей!
Герлин как раз вручила камергеру ключи от винного погреба и распорядилась принести вино, чтобы поприветствовать гостей. У нее было скверно на душе. Даже сияющие доспехи не смогут заставить ее забыть изнеженное тело и пискливый голос юноши.
В соответствии со своим положением оруженосцы въехали последними и спешились первыми, чтобы принять лошадей у рыцарей. Рослый темноволосый юноша проворно спрыгнул с коня – оруженосцы еще не носили доспехов. Светловолосый мальчишка явно не спешил, похоже, он ожидал появления местных конюхов, вместо того чтобы самому принять лошадей у рыцарей.
Предводитель эскорта демонстративно протянул ему поводья своего жеребца.
– Господин Теобальд, поторапливайся!
Сердце Герлин подскочило от радости. Теобальд, не Дитрих! Если ее будущий супруг не путешествовал под вымышленным именем, значит, она предназначалась не этому упитанному юноше!