Читать онлайн «Поэзия Латинской Америки». Страница 6

Две родины даны мне: это — Куба
И ночь. Иль — две в одной? Как только с неба
Свое величество низводит солнце,
Вдовой печальной, кутаясь в вуали,
Безмолвная, держа в руке гвоздику,
Передо мною возникает Куба.
Я узнаю кровавую гвоздику,
В ее руке дрожащую. Так пусто
В моей груди, так глухо там и пусто,
Где было сердце. Уже пора начать
Уход из жизни. Чтоб сказать «прощай»,
Ночь хороша. И свет помехой служит
И голоса. Людей красноречивей
Вселенная.
Но вдруг, как будто знамя,
Которое к борьбе меня зовет,
Заря пылает алая. Окошко
Распахиваю! Тесно мне. Немая,
Кровавую гвоздику обрывая,
Как туча заволакивая небо,
Передо мной вдова проходит —
Куба!

Хотят, о скорбь моя, чтоб я совлек
С тебя покров природной красоты,
Чтобы подстриг я чувства, как кусты,
И плакал только в кружевной платок.

Чтобы в темнице звонкой изнемог
Мой стих — его мне подарила ты.
Живительной лишенный простоты,
Засохнет он, как сорванный цветок.

Нет, так не будет! И пускай актрисы
Разучивают вздохи наизусть,
Картинно опускаясь на подмостки.

Душа не делит сцену и кулисы,
Румянами не скрашивает грусть
И, падая, не помнит о прическе.

Человек прямодушный, оттуда,
Где пальма растет в тиши,
Умирать не хочу я, покуда
Не родится стих из души.

Прихожу отовсюду, как чувство,
Уношусь в любые края,
С искусствами я — искусство,
На вершинах — вершина и я.

Я знаю много названий
Редчайших цветов я трав,
Знаю много гордых страданий
И смертоносных отрав.

Струились в ночь без просвета
Дождем на меня с высоты
Лучи чистейшего света
Божественной красоты.

Я видел, как светлые крылья
У прекрасных жен вырастали,
Я видел; из грязи и пыли
Бабочки вылетали.

Мужчину я видел: с кинжалом,
Вонзившимся в грудь, он жил,
Но ни разу вслух не назвал он
Той, кто жизни его лишил.

Душу, канувшую бесследно,
Два раза лишь видел я:
Когда умер отец мой бедный,
Когда ты ушла от меня.

Задрожал я лишь раз — это было
В саду перед входом в сторожку,
Когда злая пчела укусила
В лицо мою девочку-крошку.

Раз в жизни был рад я безмерно,
Как в час настоящей удачи:
Когда приговор мой смертный
Объявил мне тюремщик, плача.

Слышу вздох над землей и водой,
Он, как ветер, коснулся нас,
Но это не вздох, это мой,
Это сын мой проснется сейчас.

Говорят, в самоцветах нужно
Искать я ценить чистоту, —
Оттого-то верную дружбу
Я любви всегда предпочту.

Я видел: орел был подстрелен
И взмыл к небесам голубым,
А гадюка издохла в щели,
Отравлена ядом своим.

Я знаю, когда мирозданье
Без сил, побледнев, затихает, —
Журча в глубоком молчанье,
Тихий родник возникает.

Рукой ледяной, но бесстрашной,
С восторгом и суеверьем
Я коснулся звезды погасшей,
Упавшей у самой двери.

В груди моей год за годом
Прячу боль, что сердце терзает;
Сын народа-раба народом
Живет и без слов умирает.

Все прекрасно, и все постоянно,
Есть музыка, разум во всем,
И все, как брильянт многогранный,
Было уголь, а свет — потом.

Я знаю, что толпы скорбящих
С почетом хоронят глупцов
И что в целом мире нет слаще
Кладбищенских спелых плодов.

Молчу, обо всем размышляю,
Не желаю прослыть рифмачом
И в пищу мышам оставляю
Мой докторский пыльный диплом.

Я чувствую: время настало
Поведать — под сенью крыла —
О девочке из Гватемалы…
Она от любви умерла!

Цветами жасмина и лилий
Был убран безжизненный лоб…
И мы ее похоронили.
Землею засыпали гроб.

…Она полюбила когда-то
И так терпеливо ждала,
А он возвратился женатый…
Она от любви умерла!

Послы и прелаты в печали
Несли ее гроб на плечах.
Шли толпы — и толпы рыдали,
Тонули в цветах и слезах.

…Приехал! И с вестью крылатой
Надежда в груди ожила…
Но он возвратился женатый…
Она от любви умерла!

Прощаясь, я тронул губами
Ее восковое чело…
Забыть ли холодное пламя,
Которым меня обожгло?!

…Спустилась к реке… А оттуда
Служанка ее принесла.
Сказали, что смерть — от простуды…
Она от любви умерла!

У склепа, где тишь гробовая,
Сложили цветы и венки…
О, как целовал я, рыдая,
Две маленьких эти руки!
Меня увели от могилы,
Когда все окутала мгла…
Я больше не встретился с милой:
Она от любви умерла!

Я хочу умереть так же просто,
Как трава умирает в полях,
Вместо свеч надо мной будут звезды,
Усыпальницей станет земля.

Пусть предателей прячут от света
Под холодный, под каменный свод.
Был я честным, в награду за это
Я умру лицом на восход.

Свинцовый полог туч угрюмых
Вдруг луч багряный разорвал.
Корабль невольничий из трюма
На берег негров выгружал.

А пальмы гнулись. Сильный ветер
Вздымал кустарник на дыбы.
В страну чужую на рассвете
Шли вереницею рабы.

Ломилась буря в дверь барака,
Ломая ветки впопыхах.
И мать-рабыня шла, и плакал
Ребенок на ее руках.

В тумане солнца диск багровый
Встал над пустынею морской.
На ветке дерева, в оковах,
Висел невольник молодой.

Нет, мальчику не позабыть,
Как он в слезах любви и боли
Над трупом клялся отомстить
За тех, кто жизнь влачит в неволе.

Страданье? Кто посмел сказать,
Что я страдаю? Только следом
За светом, пламенем, победой
Придет моя пора страдать.

Я знаю, горе глубже моря,
Оно гнетет нас век от века,
И это — рабство человека.
На свете нет страшнее горя!

Есть горы, и подняться надо
На высоту их, а потом
С тобою мы, душа, поймем,
Кто положил нам смерть наградой!

Ну и пусть, ну и пусть твой кинжал
Вонзается в ребра мои!
Есть стихи у меня, и они
Сильнее, чем твой кинжал!

Ну и пусть, ну и пусть эта боль
Небо вычернит, высушит море!
Стихи — утешение в горе —
Рождает крылатыми боль!

О тиране? Скажи про тирана
Все — и больше того! Присуди
Всей яростью рабской груди
К бесчестью, к позору тирана!

О неправде? Скажи о неправде,
Как крадется она осторожно
В темноте: скажи все, что можно,
О тиране и о неправде.

О женщине? Даже развенчанный,
Отравленный, — умирай,
Но жизни своей не пятнай,
Говоря дурное о женщине!