Товарищ комиссар, пожалуйста…
Пожалуйста — неподходящее слово для солдата.
Я не настоящий солдат.
Раз на вас военная форма, значит, вы солдат.
Я приехал сюда, чтобы сражаться во имя идеала.
Все это очень мило. Но послушайте, что я вам скажу. Вы приезжаете сражаться во имя идеала, но при первой атаке вам становится страшно. Не нравится грохот или еще что-нибудь, а потом вокруг много убитых, — и на них неприятно смотреть, — и вы начинаете бояться смерти — и рады прострелить себе руку или ногу, чтобы только выбраться, потому что выдержать не можете. Так вот — за это полагается расстрел, и ваш идеал не спасет вас, друг мой.
Но я честно сражался. Я не наносил себе никаких умышленных ранений.
Я этого и не говорил. Я только старался кое-что объяснить вам. Но, по-видимому, я недостаточно ясно выражаюсь. Я, понимаете, все время думаю о том, что будет сейчас делать человек, которому вы дали уйти, и как мне опять залучить его в надежное, верное место вроде этого отеля, прежде чем он успеет убить кого-нибудь. Понимаете, он мне был непременно нужен, и непременно живой. А вы дали ему уйти.
Товарищ комиссар, если вы мне не верите…
Да, я вам не верю, и я не комиссар. Я полицейский. Я не верю ничему из того, что слышу, и почти ничему из того, что вижу. С какой стати я буду верить вам? Слушайте. Вы не выполнили задания. Я должен установить, с умыслом вы это сделали или нет. Ничего хорошего я от этого не жду. (Наливает себе виски.) И если вы не дурак, то поймете, что и вам ничего хорошего ждать не приходится. Но пусть вы это и без умысла сделали, все равно. Долг есть долг. Его нужно исполнять. А приказ есть приказ. И ему нужно повиноваться. Будь у нас время, я бы вам разъяснил, что, в сущности, дисциплина — это проявление доброты; впрочем, как показал опыт, я не очень хорошо умею разъяснять.
Пожалуйста, товарищ комиссар…
Если вы еще раз это скажете, я рассержусь.
Товарищ комиссар…
Молчать! Мне не до вежливости — понятно? Мне так часто приходится быть вежливым, что я устал. И мне надоело. Я буду допрашивать вас в присутствии моего начальника. И не называйте меня комиссаром. Я полицейский. То, что вы говорите мне сейчас, не имеет никакого значения. Я ведь отвечаю за вас. Если вы сделали это без умысла, тем лучше. Все дело в том, что я должен это знать. Я вам вот что скажу. Если вы сделали это без умысла, я беру половину вины на себя.
В дверь стучат.
Adelante.
Дверь отворяется, и показываются два штурмгвардейца в синих комбинезонах и плоских шапочках, с винтовками за спиной.
A sus ordenes, mi comandante[11].
Этих двух людей отвести в Сегуридад[12]. Я приду потом допросить их.
A sus ordenes[13].
2-й боец идет к двери, 2-й штурмгвардеец ощупывает его, чтобы проверить, есть ли при нем оружие.
Они оба вооружены. Возьмите у них оружие и уведите их. (1-му и 2-му бойцам.) Счастливого пути. (С иронией.) Желаю вам, чтобы все обошлось.
Все четверо выходят, слышно, как шаги удаляются по коридору. В соседней комнате Дороти Бриджес ворочается в постели, просыпается, зевая и потягиваясь, достает грушу висячего звонка у кровати. Слышен звонок. Его слышит и Филип. В это время в его дверь стучат.
Adelante.
Входит управляющий, он очень взволнован.
Арестовали двух camaradas.
Это очень плохие camaradas. Один, во всяком случае. Другой, может быть, и нет.
Мистер Филип, вокруг вас слишком много случается. Говорю как друг. Мой совет — постарайтесь, чтоб было потише. Нехорошо, когда все время так много случается.
Да. Я тоже так думаю. А что, сегодня действительно хороший день? Или не очень?
Я вам говорю, что нужно делать. В такой день нужно ехать за город и устроить маленький пикник.
В соседней комнате Дороти Бриджес уже надела халат и домашние туфли. Она скрывается в ванной, потом выходит оттуда, расчесывая волосы. Волосы у нее очень красивые, и она присаживается на край постели, поближе к рефлектору, продолжая расчесывать их. Без грима она кажется совсем молодой. Она снова звонит, и в дверях показывается горничная. Это маленькая старушка лет шестидесяти, в синей кофте и в переднике.
Se puede?[14]
Доброе утро, Петра.
Buenos dias[15], сеньорита.
Дороти снова ложится, и Петра ставит на постель поднос с завтраком.
Яиц нет, Петра?
Нет, сеньорита.
Вашей матери лучше, Петра?
Нет, сеньорита.
Вы уже завтракали, Петра?
Нет, сеньорита.
Принесите себе чашку и выпейте со мной кофе. Ну, скорей.
Я выпью после вас, сеньорита. Очень было здесь страшно вчера во время обстрела?
Вчера? Вчера было чудесно.
Сеньорита, что вы говорите?
Ну, право же, Петра, было чудесно.
На улице Прогрессе, там, где я живу, в одной квартире убило шестерых. Утром их выносили. И по всей улице не осталось ни одного целого стекла. Теперь так и зимовать, без стекол.
А здесь у нас никого не убило.
Сеньору можно уже подавать завтрак?
Сеньора больше нет здесь.
Он уехал на фронт?
Ну, нет. Он никогда не ездит на фронт. Он только пишет о нем. Здесь теперь другой сеньор.
(грустно). Кто же это, сеньорита?
(радостно). Мистер Филип.
О сеньорита. Это ужасно! (Выходит в слезах.)
(кричит ей вслед). Петра! Петра!
(покорно). Да, сеньорита?
(радостно). Посмотрите, мистер Филип встал?
Хорошо, сеньорита.
Петра подходит к двери Филипа и стучит.
Войдите.
Сеньорита просит узнать, — вы встали?
Нет.
(у двери номера 109). Сеньор говорит, что он еще не встал.
Пожалуйста, Петра, скажите ему, чтобы он шел завтракать.
(у двери номера 110). Сеньорита просит вас прийти позавтракать, но только там почти нечего есть.
Передайте сеньорите, что я никогда не завтракаю.
(у двери номера 109). Он говорит, что никогда не завтракает. Но я-то знаю, что он завтракает за троих.
Петра, с ним так трудно. Скажите ему, пусть не упрямится и сейчас же приходит, я его жду.
(у двери номера 110). Она вас ждет.
Какое слово! Какое слово! (Надевает халат и туфли.) Маловаты немного. Должно быть, это Престона. А халат симпатичный. Нужно предложить ему, может, продаст. (Складывает газеты, открывает дверь, подходит к двери номера 109, стучит и, не дождавшись ответа, входит.)
Войдите. Ну, наконец-то!
Тебе не кажется, что мы несколько нарушаем приличия?
Филип, ты милый и ужасно глупый. Где ты был?
В какой-то чужой комнате.