(XX — 4470)
И Окура в ряде своих произведений предстает перед нами жизнелюбом:
Жемчуг иль простая ткань — Сицу тамаки Тело бренное мое кадзу ни мо арану Ничего не стоит здесь, ми-ни арэдо А ведь как мечтал бы я титосэ ни мога то Тысячу бы лет прожить. омохоюру камо
(V — 903)
Словно пена на воде, Минава насу Жизнь мгновенна и хрупка, мороки иноти мо И живу я, лишь моля: такунава-но О, когда б она была тихиро-ни мога то Долгой, крепкой, что канат! нэгаикурасицу
(V — 902)
У современника Окура, Абэ Хиронива, встречаются строки, выражающие те же настроения:
Как хорошо бы Каку сицуцу Жить и жить на свете! араку-о ёми-дзо О, жизнь короткая моя, тамакивару Что жемчугом блеснешь — и нету, мидзикаки иноти-о Хочу, чтоб вечно длилась ты! нагаку хори суру
(VI — 975)
Ближайший друг и родственник Якамоти, поэт Отомо Икэнуси, тоже находит радость в земном существовании:
Говорят, из века в век, Инисиэ ю иицуги кураси Что непрочный и пустой ёнонака-ва Этот жалкий бренный мир. хадзунаки моно дзо Но, однако, есть и в нем нагусамуру Утешение для нас… кото мо араму то
(XVII — 3973)
Из всех поэтов настроение безнадежности, пожалуй, сильнее всего выражено у Отомо Табито в известной песне 793 (кн. V):
Теперь, когда известно мне, Ёнонака-ва Что мир наш суетный и бренный, мунасики моно то Никчемный и пустой, сиру токи си Все больше, все сильней нёё масумасу Я тяжкой скорби преисполнен. канасикарикэри
Однако в данном случае такое настроение было вызвано потерей любимой жены. Другими словами, основой его послужил реальный жизненный факт, а не продуманное мировоззрение. Глубоко в сферу словесного искусства Японии буддизм проник позже, в XIII в. В классической поэзии того периода уже не отметишь оптимистических нот, характерных для "Манъёсю".
Рассмотрим теперь песни второй категории, связанные с обрядовой стороной буддизма. Показательно, что последний никогда не вытеснял полностью исконной японской религии — синто, а всегда в той или иной мере сосуществовал с ней. И лишь в погребальном ритуале уже в VI–VIII вв. была принята почти полностью буддийская обрядность.
В ряде песен, в разделе плачей, достаточно многочисленных, указывается на обряд сожжения. Иногда об этом говорится прямо, как, например, в отрывке из произведения Хитомаро:
На заброшенных полях, Кагирои-но Где, сверкая и горя, моюру Пламя поднималось вверх, арану-ни В белой ткани облаков сиротаэ-но Скрылась ты из наших глаз… амахирэ гакури
(II — 210)
Или в песне анонимного автора:
Улыбку милой моей девы Томосиби-но Что в мире смертных рождена была, кагэ-ни кагаёу Улыбку, озаренную огнями уцэсэми-но Пылающего, яркого костра, имо-га эмаи си Все время вижу пред собою. омокагэ-ни мию
(XI — 2642)
Порой информация передана намеками, посредством введения специальных образов — тумана, облака, встающих над пеплом костра. Вот как об этом сказано в песнях Якамоти, в которых поэт вспоминает об ушедшей навсегда возлюбленной и о своем любимом младшем брате:
О, каждый раз, когда там, вдалеке, Сахояма-ни Встает туман на склонах гор Сахо, танабику касуми Ведь каждый раз миругото-ни Я вспоминаю о тебе имо-о омоидэ И нету дня, чтобы не плакал я… накану хи-ва наси
(III — 473)
И когда услышал я: Масакику то Тот, кому желал счастливо жить, иитэси моно-о Белым облаком сиракумо-ни Поднялся и уплыл, татитанабику то О, как тяжко стало на душе! кикэба канаси мо
(XVII — 3958)
Аналогичные образы встречаются и в песнях других авторов, а также в анонимных произведениях:
О, ведь вчерашний день Кино косо Ты был еще здесь с нами, кими-ва арисика И вот внезапно облаком плывешь омовану ни Над той прибрежною сосною хакамацу-га уэ-ни В небесной дали… кумо-то танабику
(III — 444)
Когда исчезло, уплывая, Акицуну-ни То облако, что поутру вставало Аса иру кумо-но В полях Акицуну, Усэюкэба Как тосковать я стала и нынче и вчера Кино мо кё мо О том, кого не стало… наки хито омою
(VII — 1406)
В некоторых плачах те же и сходные образы упоминаются в связи с Хацусэ, известным местом погребения.
В стране Хацусэ, Коморику-но Скрытой среди гор, Хацусэ-но яма-ни Легкой дымкой поднимается туман. касуми тацу Облако, что уплывает вдаль, Танабику кумо-ва То не милая ль жена моя? имо-ни камо араму
(VII — 1407)
В отдельных песнях получил отражение и обычай рассеивать прах после погребального сожжения:
Любимая, ты ль эти жемчуга? Имо-ва тама ка мо На чистых склонах гор, Асихики-но Повсюду распростертых, киёки ямабэ-ни Я рассыпал их сам, — и падали они. макэба тиринуру
(VII — 1415)