(* Mayor James. Economic History of Russia. London, 1914, 2 vols. *)
[* Закусками (франц.). *]
[** Легкий завтрак (франц.). **]
Уровень жизни в Ясной Поляне, помимо характерной для России краткости промежутков между приемами пищи, был скорее ниже, нежели выше уровня семьи среднего достатка в Англии. Два расторопных слуги легко могли выполнить всю работу по дому, и один человек в качестве кучера и садовника мог сделать все вне дома, за исключением работы в поле, саду и в лесу. То, что слуг было намного больше, означало, что их услуг не хватало. Крестьяне в Ясной Поляне и соседних деревнях жили более бедно, чем Толстые. И здесь вопрос остается отрытым: стоило ли опускать уровень жизни семьи Толстого до уровня крестьян вместо того, чтобы поднять уровень самих крестьян? Разъезжая по сельской местности в ту пору, я видел, что соседние деревни в других имениях были более процветающими, чем Ясная Поляна. Избы и дороги находились в лучшем состоянии, поля лучше обрабатывались. Сама Ясная Поляна не производила впечатления заботливо ухоженного имения. И все же кое-где встречались признаки заботы. Как я узнал, все это было результатом стараний старшей дочери Толстого, графини Татьяны, которая вела хозяйство в имении и доме. Сад хорошо плодоносил, фрукты собирали крестьяне и продавали их в Москве, где яснополянские яблоки высоко ценились. Казалось, за деревьями, которые в обилии росли в имении, заботливо ухаживали, а поля довольно хорошо обрабатывались. Жизнь в помещичьем доме была свободной и легкой. Однажды из гарнизона Тулы прискакали верхом два офицера. Через несколько минут, быстро скинув нарядные кители, они появились в широких русских рубахах, больше всего подходящих для игры в теннис, который нравился многим членам семьи Толстого, включая и его самого. Во время недолгих перерывов между трапезами каждый занимался чем хотел - купался в реке, гулял, ездил верхом или в экипаже, - для каждого были лошади в огромных конюшнях, построенных еще в то время, когда помещичий дом был вдвое больше: половина его была уничтожена пожаром в начале девятнадцатого века. Многочисленные трапезы были неизменно веселыми собраниями. Беседа всегда велась на хорошем, а иногда на высоком интеллектуальном уровне. Как и все русские, Толстые любили рассказывать истории. Истории часто рассказывались на итальянском языке - для Ге, много лет жившего в Италии и предпочитавшего этот язык, затем другому ~ по-французски, третьему - по-английски. Затем история, соответственно, рассказывалась по-русски, а ее нюансы объяснялись мне по-английски. Все говорили по-английски, кроме графини Марии и Ге. Никто не завладевал беседой, каждый вступал в разговор, и вся обстановка была непринужденной и свободной. Если в это время Толстой страдал от семейных разногласий, он тщательно скрывал их. В помещичьем доме была разнообразная, хотя и не очень большая библиотека. Многочисленные семейные портреты висели в столовой, гостиной и будуаре графини. Среди них портрет князя Горчакова, деда Толстого (*), и один из портретов самого Толстого работы Репина. Здесь еще была икона размером тридцать на тридцать шесть дюймов - память о деде Толстого (**). Бабушка Толстого (***) усердно откладывала золотые и серебряные монеты из своих денег на мелкие расходы и из тех подарков, что доставались ей от продажи леса или фруктов из поместья. Когда она собрала достаточное количество монет, то отдала их иконописцу, который прибил их к изображению. В течение многих лет эта икона находилась в часовне на дороге; однако, кажется, во время беспорядков после объявления об освобождении крестьян в 1861 году, семья решила, что будет благоразумнее перенести ценную икону в дом. По-моему, ее стоимость равнялась пятистам унциям золота.
(* Ошибка. Речь идет о прадеде Толстого Николае Ивановиче Горчакове (1725 - 1811), секунд-майоре в отставке. *)
(** Речь идет об иконе Спаса Вседержителя. О ней С. А. Толстая писала: "Старинный образ Спасителя. При деде Льва Николаевича он находился в часовне, в Полянах, где он жил с семьей, и считался чудотворным. Когда он заболел, жена его, бабушка Пелагея Николаевна, дала обещание сделать на него серебряную ризу, если дедушка Илья Андреевич выздоровеет. Дедушка поправился, ризу заказали и образ взяли в дом, а в часовню заказали копию" (Пузин Н. П., Архангельская Т. Н. Вокруг Толстого. Тула, 1988, стр. 118). **)
(*** Пелагея Николаевна Толстая, урожденная княжна Горчакова. ***)
Комната под сводами на нижнем этаже помещичьего дома, окна которой выходили на лужайку, в прежние времена использовалась как житница, теперь же в ней разместился кабинет Толстого. Коса и несколько других орудий висели по стенам, книг в комнате не было. В летнее время Толстой здесь писал. Поскольку большая часть его сочинений была написана летом, эта скромная комната была колыбелью многочисленного ряда художественных произведений, а также более поздних религиозных и педагогических сочинений, вышедших из-под пера Толстого за пятьдесят лет. Ясная Поляна окружена густым лесом, и хотя дороги оставляли желать лучшего, мы совершали многочисленные экскурсии в экипажах. Иногда мы выезжали в нескольких экипажах, а по бокам нас сопровождали верховые. В имении существует по крайней мере один природный феномен, представляющий интерес. Это плавающий в небольшом пруду остров, на котором растут несколько больших деревьев. Образовался он в отдаленный период благодаря скоплению растительности на плавающих ветвях или сваленном дереве. Мало-помалу мох и грязь отлагались на груде, и так образовался настоящий плавающий остров. Говорили, что он время от времени меняет свое положение в зависимости от направления ветра. Собираясь уезжать, я заметил Толстому, что, надеюсь, он когда-нибудь посетит Новый Свет. "Нет, - ответил он, весело подмигнув, - я готовлюсь к другому, лучшему миру".
II. 1910
Судьба не была благосклонна ко мне: следующий раз я посетил Россию лишь одиннадцать лет спустя. Я отправился из Канады через Тихий океан и проехал по всей Сибирской железной дороге. Перед тем как пуститься в путешествие, я написал Толстому из Порт-Артура или, кажется, Мукдена и сообщил дату своего прибытия в Москву. Когда я приехал в Москву, там меня дожидались письма графини, в которых она радушно приглашала меня сразу же по приезде отправиться в Ясную Поляну и как можно дольше погостить у них. Если бы я знал в то время, что скрывается за этими дружественными приглашениями, ничто не помешало бы мне без промедления отправиться в Ясную Поляну. По я узнал об этом позже. Знойную жару в Китае в июле месяце я переносил достаточно хорошо, но, когда я приехал в Москву в начале августа, в городе стояла необычно холодная погода, и я сильно мерз. На улице люди ходили в пальто, тогда как в мое предыдущее посещение Москвы, в августе, было нестерпимо жарко даже в самой легкой одежде. Вскоре я сильно простудился. Обдумывая целесообразность безотлагательной поездки в Ясную Поляну, я получил телеграмму от своего друга В. В. Святловского (*) из С. - Петербурга, который сообщал, что следующим вечером он будет проездом в Москве по пути в Ялту (в Крыму), и приглашал меня погостить у него неделю или две. Получить такое приглашение было очень приятно, потому что климат Ялты прекрасен, как раз то, что мне нужно. Я сразу принял приглашение и провел значительно больше времени на юге России, чем предполагал, а мой визит в Ясную Поляну откладывался с начала на конец августа.
(* Святловский Владимир Владимирович (1869 - 1927) - русский историк. В 1902 - 1924 годах преподавал в Петербургском (Петроградском) университете. *)
По пути на север из Киева и Чернигова я остановился в Туле. Я быстро переезжал с места на место и не был в контакте с Толстыми. В Туле я узнал, где находятся разные члены семьи писателя. Мне пришло в голову, что, вероятно, губернатор Тулы (*) может знать, находится ли граф Толстой в Ясной Поляне или нет. Я зашел к нему. К сожалению, он председательствовал на заседании губернского правления и не мог принять меня, но весьма любезно послал своего секретаря сообщить мне, что граф Толстой со своей дочерью Татьяной, теперь госпожой Сухотиной, гостит в имении ее мужа (**) под Мценском, в Орловской губернии. Губернатор был настолько благовоспитан, что наказал секретарю узнать для меня расписание наиболее подходящих поездов и указать мне самый удобный путь. Я послал телеграмму Владимиру Черткову, литературному душеприказчику Толстого, с которым поддерживал отношения многие годы (он жил в небольшом имении около Ясной Поляны), и получил от него телеграмму, подтверждавшую слова губернатора и приглашавшую меня незамедлительно посетить его. Я приехал к нему вечером и нашел не только Черткова с женой (***), но и его невестку графиню Ольгу, с которой встречался в 1899 году. От них я узнал очень печальные вести о семье Толстого. Граф Андрей Толстой, супруг графини Ольги, бежал с женой тульского губернатора, того самого, который был так внимателен ко мне (****). За этим бегством последовал развод. Графиня с маленькой дочкой жила у своей сестры. Некоторые члены семьи Толстого доставили ему еще и другие огорчения, а отношения Толстого и его жены серьезно осложнились.