Это такая музыка, ведь красота языка, его диалекта. Окающих тоже становится всё меньше…
Мне часто задают вопросы о первой книге – «Тайна русского слова». Я не собирался её писать. Книга была послушанием. На мой взгляд, вообще ни один нормальный человек не может сказать: давай-ка я сяду, напишу книгу. Книга – это всегда дело мучительное. Для меня это было объяснение в любви к России, которой я очень многим обязан. Потому что русский язык мне объяснил, почему я называюсь человеком.
Я начинаю все свои лекции с рассказа из времён моего бакинского детства. В этом городе из-за жары у всех открыты балконы, двери, что делает дом как бы одной большой семьёй. Как-то соседи купили собачку и ходили с ней, всем показывая. Мне странно было: почему они её демонстрируют? Оказывается, у этой собачки очень интересная родословная, до 25-го колена. И её имя образовано не стихийно, а именно так, как положено у породистого животного. Имя складывается из двух половинок, и каждая несёт часть имени отца, а другая – матери. Я тогда школьником был. Но подумал: « Господи, сколько историй связано с этой маленькой шавкой! Имя её не сегодня и не случайно появилось, а сложилось из всей собачьей родословной!» И это лишь маленькая собачка! Неужели же человек может пренебрегать своими корнями?!
Вообще, тайна человеческого имени – тоже отдельная тема в моей книге. Вот мы – венец творения Божия, мы называем себя «человек». И я начал ко всем приставать: а что такое человек? И только благодаря Александру Семеновичу Шишкову а позже уже игумену Пафнутию, протоиерею Георгию Дьяченко с его замечательным «Полным церковнославянским словарем», я, наконец, понял. Ведь лет 500-600-700 назад в наших землях не говорили «человек», а говорили «словек». А почему? А потому, что мы же единственные во всей Вселенной словесные существа! Единственные. Кроме нас, больше никто не мыслит, не говорит словами. Мне приходилось видеть документальный фильм о мальчике, уже юноше, который вырос среди волков в Индии. Он уже никогда не станет человеком. У него нет речи. И уже не будет. Ребёнка в пять лет нельзя начать учить языку. Он начинает впитывать язык сразу после рождения, а некоторые медики говорят, что ещё в утробе матери, слыша её голос. А этот мальчик как был волчонком – так им и останется. И на это печально было смотреть… Так что речь – это великий дар. И именно поэтому мы словеки. Мы словесны.
И мне стало понятно, почему в Евангелии от Иоанна Христос наш Бог называется Словом. А потому, что к словесному можно прийти только Словом. И тогда мне стала ясна эта пронзительная молитва «Отче наш». Единственная молитва, которую нам дал Господь. Все остальные молитвословия сложили люди, наши святые. А одну – только Господь. Ведь Он в ней утверждает: Я ваш Отец. Для православных с рождения это, может быть, и привычно. А для меня, бывшего мусульманина, это было как гром с ясного неба. У меня слёзы наворачиваются всегда, когда я слышу эти слова.
Только в русском языке человеку даётся Божественное достоинство. Господь Христос возвышает нас, говоря: Я твой Отец. А русский язык это подтверждает. Потому что если Отец – родитель Слова, то Его ребёночек – словек. Посмотрите, во многих тюркских языках человек – это «адам», в английском – это «man». Но эти понятия к самому Богу отношения не имеют.
Отсекли добро?
Да, наш язык поистине придаёт нам достоинство Божественное. Почему я снова и снова об этом напоминаю? Сегодня молодёжь на сайтах в Интернете или в компаниях на улицах называет друг друга «чел». Не человек, а чел. В своей книге я сокрушался о том, что сотворили американцы с великим английским языком, языком Шекспира и Диккенса. Обратите внимание, как прощаются англичане. «Гуд бай». Но сегодня они уже не говорят «гуд бай», а просто «бай». Удивительно, ведь можно был оставить «гуд» – добро. Но отсекли именно его. Отсекли добро.
Приходит как-то мне письмо из Америки, с Аляски. Наша русская женщина вышла замуж за американца, родила ему троих детей. Она прочитала мою книгу и рассказала, что она пробуждает в людях большой интерес к языку. И что меня тронуло, не только к русскому. Ей стало так больно за английский, что она мне прислала по электронной почте статью отца Серафима Роуза, которая у нас не публиковалась. В этой статье он плачется о том, что творится с английским языком. Оказывается, даже не «гуд бай» полная форма английского прощания. Это тоже усечённая форма. А поначалу было «Год бай ю». То есть, Бог с вами. Как мы говорим, «оставайся с Богом». Что было – ушло. Осталось нечто как лай – «бай». А у нас от человека остался «чел».
Самое главное усекается везде. В начале учебного года знакомый алтарник одного московского храма, очень хороший парень Евгений, поступил в одно высшее духовное образовательное учреждение города Москвы, на богословский факультет. В тот момент он как раз прочёл мою книгу и был воодушевлён ею. Ему очень понравились рассуждения о церковнославянском языке. Встречаю его через неделю и вижу, что человек расстроен. «Женя, в чём дело?» – спрашиваю. «Василий Давыдович, я глянул в расписание – и увидел, что каждую неделю, нас шесть часов английского языка, и только один час церковнославянского!»
Хочется спросить педагогов: простите, господа, вы что, готовите пастырей для англиканской церкви? А ещё Евгений рассказал, что на второй год обучения останется только английский. А церковнославянский? На усмотрение студентов – факультативно можно заниматься. Что тут сказать? Вразуми их, Господи…
Сегодня вопрос чистоты нашего великорусского языка, вопрос сохранения, сбережения языка церковнославянского уже давно вышел за традиционные рамки культуры речи. Сбережение чистоты нашей речи, русского языка, нашей жемчужины, церковнославянского благодатнейшего языка – это защита нашей веры. Мужества и крепости желаю всем нам в защите церковнославянского языка, в отстаивании православной веры. И если мы отдадим на попрание эти наши святыни, то мы – христопродавцы. И получим то, что заслужили.
Чья красота спасёт мир?
Высшая свобода слова
«Не должно мешать свободе нашего богатого и прекрасного языка», – воскликнул когда-то Александр Сергеевич Пушкин. Свобода слова… это ведь ещё и фраза из Конституции. Господи, что только под этим не понимается, что только не пытаются ныне (впрочем, как и во все времена) этим понятием обозначить, а между тем… А между тем высочайшая миссия человеческой речи, как мне кажется, самая высокая честь, оказанная нам, людям, которым это самое слово даровано, есть богообщение, а высшая миссия человеческого слова – молитва. И именно поэтому мы, православные христиане, именуемся ещё и словесным стадом. Метко замечено кем-то, что если отнять у нас слово, то мы превратимся в мычащую биомассу. Вообще, слово как таковое есть та таинственная основа, по которой ткётся причудливый ковёр нашей жизни: неповторимый у каждого как по размеру, так и по количеству и плотности узелков, богатству и красочности узора, но единый именно в этой своей словесной основе. Призванные к жизни Самим Словом, нередко не подозревая об этом, все мы тем не менее обретаемся в сакральной стихии Божественного Логоса: от первого крика новорождённого, покинувшего благословенное материнское чрево, до последнего вздоха, последнего слова старца, с мужеством и смирением переступающего порог Вечности.
Вот и войдя в храм и завидев батюшку, а то и на улице, привычно тянемся к нему за благословением, за благими, а значит, святыми словами. Осеняя нас крестным знамением, иерей всенепременно произносит: «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа». А иной батюшка ещё и добавит: «Не я благословляю, Бог благословляет ». Молитв так много, но именно с этих благих слов начинается каждая служба, молебны, всякое доброе дело, утреннее и вечернее правило. Этими словами напутствуем мы своих малышей, пришедших к нам перед тем, как отправиться ко сну, а когда подрастут и войдут в пору зрелости, – благословляем на брак, осенив особо чтимым образом из домашнего иконостаса.
Даже тем, кто не веруют в Бога, даже тем, кто ни разу не раскрывал Евангелие от Иоанна, знакомы тем не менее эти удивительные слова, с которых оно начинается: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Все чрез него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит и тьма не объяла его» (Ин. 1,1–5). В книге «Православная цивилизация» её автор проф. В. Н. Тростников пишет о поразительных вещах. Оказывается, расшифрованный учёными геном мыши представляет собой «набор записанных в четырёхбуквенном алфавите азотистых оснований кодов ДНК, текст общей длиной около миллиарда единиц». «Через 2000 лет, – продолжает учёный, – после того, как евангелист Иоанн Богослов оповестил мир о Слове, через Которое всё начало быть, наука убедилась: так оно и есть! Оказалось, что пушистый зверёк, как и всё живое на земле, получил своё бытие именно от слова, изречённого о нём Творцом, которое вводило, вводит и будет вводить в круг явлений миллионы особей, принадлежащих к виду "мышь”».