— То есть просто одного желания занять престол было недостаточно? Но что же нужно было еще, если все равно династия пресеклась и прямого потомка Ивана Грозного уже было не найти? Откуда царя взять-то?!
РОГОЖИН: Сложилась очень выгодная ситуация, чтобы «объявить себя», — такой человек просто должен был появиться! Самозванство на Руси
— тема животрепещущая. Любой переходный, революционный период обязательно связан с выдвижением самозванцев.
КУРУКИН: Смута открывает собой определенную полосу в истории России, когда самозванство становится буквально элементом существования политической системы. Самозванцы появлялись вплоть до середины XIX века.
РОГОЖИН: А разве не появлялись «чудом спасшиеся потомки Николая
II»?
КУРУКИН: То, что появлялись самозванцы, это понятно. Вопрос в ином: почему люди им верили? Приходит некто и говорит: «Здравствуйте, я
— царевич!»
— Прямо как в комедии: «Очень приятно — царь!».
КУРУКИН: Вот-вот, только здесь-то дело происходило совсем не в
кино! Так, в 1611 году в Пскове поповский сын Матюшка Веревкин именно так и говорит: «Я — царь!» — и город Псков…
МОРОЗОВА: Он сначала в Карелии появился.
КУРУКИН: Не суть важно, присягал-то ему Псков. И первое ополчение присягает. Это очень интересный механизм мышления, сознания средневековых людей, когда царь становится некой сакральной фигурой, равно как и сама династия. А кто царь — это, так сказать, Господь определяет. Но раз Господь определяет, кто, то это можете быть вы, могу и я.
РОГОЖИН: Объявляя себя царем, «лжечеловек» входил в состояние Богоподобия. Здесь, конечно, идеология самодержавия, царизма, что также надо иметь в виду, производила совершенно магическое действие.
МОРОЗОВА: Таким образом, Лжедмитрий появился на волне того, что он назвал себя сыном Ивана Грозного.
КУРУКИН: Имеется ввиду Лжедмитрий I, как мы его называем, а он, естественно, себя так никогда не называл.
МОРОЗОВА: Конечно! Он объявил себя сыном Грозного, а значит, у него были права, чтобы занять престол. Когда же выяснилось, что это явный самозванец, то его свергли. В то, что Лжедмитрий II имеет какие-то права
на трон, никто уже не верил, но вокруг него образовалась политическая группировка, которой было выгодно иметь своего лидера, чтобы самим занять высокое положение.
— Сколько же в итоге оказалось этих Лжедмитриев?
КУРУКИН: Как мы знаем по учебникам, был Лжедмитрий I,
Лжедмитрий II, Лжедмитрий III. На самом деле самозванцев было огромное количество.
РОГОЖИН: Может, их 15 было, может — и 30…
КУРУКИН: Я думаю, было намного больше, их никто и не считал. В России не только цари, но и патриархи были разные — уж это совсем было неприлично.
— Одновременно — разные патриархи?!
КУРУКИН: В том-то и дело… О том, сколько было
Лжедмитриев, судить не берусь, но могу гарантировать, что очень
много. Просто о многих мы и не слыхали — их брали сразу же, как они «объявлялись». Недавно, просматривая документ о Тайной канцелярии XVIII века, я увидел, что в одном месте сидели сразу четверо детей Петра I. Мы же о них ничего не знаем — просто их взяли сразу.
ЛИСЕЙЦЕВ: А могли они действительно быть детьми «царя-реформатора»?
КУРУКИН: Самое интересное, что могли… Но это уже тема другого разговора.
— Возвращаемся к нашей теме: кто такой Лжедмитрий I, откуда он взялся? Хотя мы привыкли именовать его Гришкой Отрепьевым, однако даже в Большой Советской энциклопедии об этом сказано только предположительно…
РОГОЖИН: О том, кто такой Лжедмитрий I, существует очень много мнений. Наиболее традиционное — Григорий Отрепьев. Но, например, польские ученые не раз мне говорили: о том, что к ним пришел Григорий Отрепьев, они знают, а вот кто от них ушел — это вопрос, который до сих пор остается достаточно открытым.
МОРОЗОВА: Известно, что этот Лжедмитрий тайно принял
католичество и обещал, что когда взойдет на престол, то введет у нас католичество или хотя бы унию. Он открыто исповедовал в русском обществе, что никакой разницы между католичеством и православием нет, что разделение церквей не нужно, потому как христианство все едино, а надо идти против турок. Такой человек был исключительно нужен католическим кругам, иезуитам!
РОГОЖИН: Сохранились документы, свидетельствующие о тесных связях Лжедмитрия I с ватиканским престолом, с римским папой, о поддержке — идеологической, возможно и финансовой — которую он получал оттуда. Это важно!
— Так может он был какой-нибудь «немец»? Таково исконное название всех иноземцев, не умевших говорить по-русски, отчего люди православные вполне справедливо считали их немыми и именовали «немцами».
РОГОЖИН: Известно, например, что он подписывался различными именами — с ошибками. Это может свидетельствовать как о том, что он действительно мог быть человеком другой нации, так и о том, что он мог быть просто малообразованным. Гораздо важнее, что в самом почерке, его написании я не вижу оттенков скорописи XVII века. На мой взгляд, русский человек так бы не написал, так бы не подвел черту. Хотя…
ЛИСЕЙЦЕВ: Есть версия, что он был воспитанником иезуитов, но сомневаюсь. У иезуитов очень хорошо была поставлена система образования, их ученик вряд ли бы подписался по-латыни «In perator» — в два слова, да еще и с ошибкой.
— Как говорится, ясно, что ничего не ясно. Тогда пойдем от обратного: кто такой Григорий Отрепьев?
РОГОЖИН: Со всей определенностью идентифицировать личность Отрепьева тоже достаточно сложно. Тем более что ему подобных было много, на «опустелое» место претендовал каждый бойкий умом, объявлял себя царем, собирал вокруг себя ватагу, «ополчение» и шел собирать налоги — грабить.
МОРОЗОВА: Многие, в том числе, кстати, и Борис Годунов, предполагали, что Отрепьев был взращен на русской почве, что его бояре «создали». Дело в том, что в 1600 году Борис ополчился на Романовых, родственников Федора Иоанновича, которые были двоюродными племянниками умершего царя и имели большие связи с ушедшей династией, чем Годунов. Он подозревал, что в конце концов они под каким-то предлогом заберут у него власть.
— Теперь это называется «политическое предвидение»…
МОРОЗОВА: Но дальше-то все пошло по-средневековому! Романовых
обвинили в том, что они где-то добыли и прятали какие-то волшебные корешки, хотели ими Годунова извести. Эти корешки, естественно, были найдены.
— Тоже знакомый прием…
МОРОЗОВА: Начались разбирательства. Братьев Романовых было пятеро: Александра, в чьей казне нашли корешки, отправили в тюрьму, где тут же удавили, про него и разговора не было; старшего, Филарета, постригли; Михаила отправили в земляную тюрьму; Василия заковали в кандалы, у него гангрена началась; только один Иван остался… Опале подвергли также их детей и всяких родственников — Шереметевых, Репниных, Черкасских, Сицких… Многие из них погибли. Даже Иван Грозный, по- моему, до такого не доходил, чтобы извести весь род, — тот на конкретного человека или на семью ополчался, а этот и маленьких детей не жалел… Михаилу, будущему царю, было 4 года, когда его в тюрьму отправили с сестрой, которой 7 или 8 лет было.
— Но Отрепьев здесь причем? Он же не из рода Романовых.
МОРОЗОВА: Гришка Отрепьев служил сначала Александру Романову,
потом Черкасским. Когда же опалы начались, то искали слуг и Романовых, и всего этого боярского рода. Потому огромное количество их было вынуждено бежать из центральных районов, многие верстались в казаки. Хотя Отрепьев уже был пострижен в монахи, но мог предполагать, что и до него докопаются — он все-таки был в Кремле и потому, предполагаю, бежал. Да еще и голодно было в то время. Бежал все туда же — на «окраины». Может, он там с другими слугами сговорился, ему сказали: «Давай, ты вот маленький, замухрышка, рыженький. Как царевич…»
— Тем более что в те времена не было не только телевидения и газет, но и похвального обыкновения украшать присутственные места, руководящие кабинеты и кабаки государевыми портретами. Кто там кого узнать-то мог?
МОРОЗОВА: Тем более что царевича Дмитрия вообще мало кто видел — его выслали в Углич маленьким мальчиком, и неизвестно, в какого юношу он бы вырос. Возможно, у Отрепьева какая-то отличительная бородавка была, как у Дмитрия, поэтому его и подговорили…
ЛИСЕЙЦЕВ: По всей видимости, он был «заквашен» в Москве, а «выпечен» в польской печке. Иезуитам и папскому престолу такой, конечно, был нужен.
МОРОЗОВА: Поэтому в Польше он сразу нашел тех, кто его поддержал. Это могли быть иезуиты, польская знать, которая постоянно ссорилась с Годуновым за пограничные земли; король, который страшно хотел вернуть Смоленск… Он им все пообещал: Смоленск вернуть, Новгород и Псков отдать в управление Марине Мнишек, католичество ввести — ему ничего не было жалко, лишь бы ему помогли.