Особо следует отметить влияние когнитивных наук на содержание гуманитарного знания. Оно обнаруживается в усвоении гуманитариями (независимо от вида профессии) познавательных процедур, характерных для современной философии, антропологии, психологии, лингвистики, искусственного интеллекта, - дисциплин, все более сознающих себя в виде систем представления знаний и обработки информации, свойств и правил мышления ^ Внимание исследователей сосредоточивается главным образом на специальном изучении процессов интеллектуального творчества, форм языка, письма и речи, вербальных и невербальных текстов и, в конечном счете, на саморефлексии как таковой.
^ Hcmpuk в nouckax метода
Эти перемены сопровождаются укреплением антиобъективизма в гуманитарной среде. Обостренное внимание антиобъективистов к "ландшафтам мышления" повлекло переистолкование семантики понятий "наука", "вера", "знание", "теория", "метод". Десакрализация научности выражается в пересмотре традиционного определения науки как знания в его объективно-идеальном существовании, как объективно-мыслительной структуры. Знание представляется не в виде системы, завершенного познавательного опыта, а скорее как противоречивый интеллектуальный процесс, своеобразное узнавание, поименование бытия, обусловленное подвижным культурным контекстом.
Соответственно такому пониманию утрачивают абсолютный смысл признаки науки: всеобщность, вненаходимость, достоверность, выводимость, доказательность, проверяемость. Разрушаются конвенциональные представления об объективной иерархии знания, уровнях научной организации.
Релятивизация и историзация понятия "знание" способствуют складыванию иного отношения к самому логико-нормативному стандарту научности. Он формулируется как соответствие профессии, свод правил, ценностных требований, предъявляемых к познавательному процессу и его результату. Профессионализм сопрягается с понятием "институционализации" творчества, направленностью деятельности интеллектуалов на создание критериев и образцов, утверждающих интерсубъективность и верификацию знания. При таком понимании норма, которая вырабатывалась в пределах профессионального сообщества и идентифицировалась его участниками как научная, обнаруживает функции власти и репрессии . В итоге профессиональная культура предстает в виде определенной дискурсивной практики, совокупности познавательных ориентиров, специфического способа общения - ритуала, основанного на разделяемых представлениях и символах.
Неудовлетворенность антиобъективистов господством в гуманитарном знании социально-исторической теории содействовала возвышению литературной теории и теории коммуникации. В конечном счете это привело к критическому пересмотру самого этого базового понятия, переосмыслению его содержания и взаимосвязи с опытом. Теория стала трактоваться как культурный акт, свободно выбранная авторская позиция.
Иное истолкование в рассуждениях антиобъективистов приобретают и методологические регулятивы. Методология определяется ими как совокупность нормативных подходов, принципов, приемов, процедур, которые задаются профессиональным сообществом в определенном культурном контексте и призваны определять направление и цели творческого поиска. При этом метод утрачивает черты традиционно понимаемой инструментальности (по замечанию Р. Барта, "...метод ни в коем случае не может быть эвристическим, имеющим целью расшифровку и получение известных результатов..." ) и становится артефактом культуры, выражением определенного состояния интеллекта. Не случайно в методоло
Г, И. Зверева. Реальность ч исторически нарратив 13 -- ---- ----~-*~~~-~~-"* -^
гическом арсенале антиобъективистов приоритет принадлежит эстетическому подходу.
Деобъективизация теории и метода повысила значимость понятия "интерпретация" и существенно расширила его границы.
Пересмотру подверглась и суть профессиональной работы гуманитариев. Для традиционного объективистского мировидения смысл познавательной деятельности субъекта заключается в том, чтобы с помощью правильно выбранной теории (этот атрибут присутствует в основном в рассуждениях приверженцев генерализирующего подхода) и научных методов, корректного использования профессионального понятийнотерминологического аппарата стремиться к постижению, объяснению и (по возможности) тождественному воспроизведению реальности в ее целостности. Такое представление предполагает возвышение ключевых слов - "картина мира" и ее "рассмотрение", "воссоздание" или "реконструкция" реальности - в ранг концептов. Однако там, где объективисты усматривают реальность, поборники новой эпистемологии констатируют текст, - текст без определяющих значений и границ, бесконечную игру означающих '.
В основании этих суждений лежит идея пересмотра содержания понятия реальности как исходной точки познания, предмета изучения, понимания, перевода, художественного изображения. Реальность есть не что иное, как культурный акт творения, совершаемый автором. В таком случае познающий субъект оказывается слитным с объектом - культурным контекстом, автор включен и даже растворен в нем. Подобное преодоление субъектно-объектной дихотомии предполагает иное понимание диалога.
Текст автора предстает не как конечный результат творческой деятельности, а открытое, изменчивое, текучее пространство культурного (вербального или невербального) со-общения. Это пространство выражено особыми культурными знаками, символами, образами и обусловлено сущностными свойствами культурного бытия, автора текста, читателя. Реальность, создаваемая и передаваемая автором как культурная реальность, неотделима от процесса понимания, интерпретации и устанавливается в тексте во имя согласованной (в пределах правил культуры, парадигмы, эпистемы), интерсубъективной истинности .
В рассуждениях гуманитариев-антиобъективистов выстраивается следующая логическая цепочка: авторское намерение - процесс письма - авторский текст - чтение-письмо читателя. В процессе письма погибает авторское намерение. В тексте говорит язык, а не автор ("смерть автора", по выражению Р. Барта). Читатель переводит, интерпретирует этот язык, создавая тем самым свой, со-авторский текст. Проблема авторского намерения и авторского текста ставится и решается не как проблема автора (письма), а как проблема читателя (чтения-письма). Так происходит замещение проблемы "кто автор (каково его намерение)" вопросами "что такое этот текст" и "что такое интерпретация этого текс
^ Hcropuk в nouckax метода
та читателем". Отсюда и преимущественный интерес к читателю, который, входя в авторский текст, привносит туда себя .
Декларирование формального отношения к тексту и уравнивание в правах текстов научных, литературных, художественно-изобразительных, вербальных и невербальных открыло для поборников нового гуманитарного дискурса богатые возможности метакритики.
НАМЕРЕНИЕ И ТЕКСТ
Эти новации оказали сильное воздействие на суждения историков о сущности и результатах исторического исследования. Взгляд на историографический процесс с учетом подходов, формировавшихся в русле когнитивных наук (по выражению П. Новика, "кризис историцизма в конце XX в. носит когнитивный характер"), усложнил отношение к основаниям дисциплины "история", проблематизировал содержание труда историка и достоверность получаемого знания, адекватность его восприятия читателем.
Осознание историками во второй половине XX в. познавательных открытий философской герменевтики и так называемого лингвистического поворота, освоение ими возможностей современного психоанализа и постструктурализма, семиологии, литературной критики - все это содействовало переосмыслению слов, с помощью которых строились рассуждения многих поколений профессионалов: "история", "историческая реальность", "историческое исследование" ("исторический нарратив"), "историческое свидетельство" ("исторический источник").
Идея реконструкции истории "такой, какой она была", воссоздания ее с помощью правильной (истинной, верифицируемой) теории и научных (истинных) методов-способов постижения, объяснения реальности, - уступала место концепту гуманитарного дискурса, создаваемого в соответствии с заданным правилом - режимом истины (по выражению М. Фуко), выбранным жанром, языком, теорией и методом ради культурного сообщения. Устанавливалась зависимость между определенным типом дискурса (историческим нарративом) и способом культурной коммуникации . В целом, познание выглядело как со-общение, а общение как рефлексия.
Сосредоточение внимания историков на изучении самого процесса интеллектуальной деятельности, того, как авторское намерение соотносится с историческим нарративом (авторским текстом), как происходит акт творения понятий, целостностей (типа "средневековье", "Ренессанс", "Просвещение", "кризис XVII века", "промышленная революция" и пр.) из отобранных исследователем дискретных исторических фактов, наконец, каким образом в этом процессе историописания участвует читатель (одновременно выполняющий функции писателя и интерпретатора), актуализировало проблему репрезентации авторского текста и ее взаимосвязи с восприятием читателя. Эти задачи стали определять облик так