Некоторые исследователи считают, что от Тайсона можно провести прямую линию к Гексли и Дарвину, к эволюционной теории происхождения человека. Думаю, что такая параллель рискованна: благочестивый англичанин верил, что все виды живых существ созданы богом и лишь каждая группа созданий связана по капризу высшей воли с другой группой. Можно, однако, не сомневаться, что Тайсону нелегко было объяснить свои поразительные открытия.
От Тайсона ведет начало исключительно устойчивый и получивший впоследствии сомнительную славу (в чем замечательный анатом нисколько неповинен) термин «четверорукий»: «Хотя он (пигмей. Э.Ф.) животное двуногое (biped), однако относится к четвероруким (quadrumana), подобно тому, как случалось встретить людей, владеющих своими ногами, как руками, что и я сам неоднократно наблюдал»[14]. Ученый хотел лишь подчеркнуть необычность своего «пигмея» шимпанзе по сравнению со всеми другими животными, которых тогда именовали «четвероногими». Тайсон сам же пояснил эту условность, но реакционеры от науки, как это нередко случалось, придали впоследствии данному слову совсем другой смысл.
Нам опять придется опустить путаные описания обезьян разными авторами в первой половине XVIII в. В сентябрьском номере журнала «Лондон мэгэзин» в 1738 г. при описании привезенного в столицу антропоида употребили слово chimpanzee («чимпанзе» — по названию в Африке). В том же 1738 г. это слово было использовано и на французском языке — Quimpeze. Следовательно, с введением в обиход слова «шимпанзе» можно было бы заключить, что все четыре тривиальных названия современных высших обезьян «прозвучали» к сороковым годам XVIII в.: горилла (от Ганнона и Плиния), гиббон (от Страбона и Плиния), орангутан (от Тульца и Бонтиуса) и, наконец, шимпанзе. Но беда в том, что ни один из этих антропоидов, если не считать весьма далекого от истины описания Бонтиусом орангутана, не назван правильно. Для подлинной идентификации всех четырех групп высших обезьян потребовалось еще более 100 лет.
Об уровне знаний натуралистами высших обезьян в то время говорит такой факт. В 1744 г. Э. Смит назвал обычную низшую обезьяну «мандриллом» (по-староанглийски — «человек древесный»), приняв ее за человекообразную, о которой все более часто стали распространяться слухи. Так и остался по сей день «синещекий павиан» мандриллом как свидетельство примитивного знания приматов в XVIII в.
Первые усилия в создании современных таксономических основ приматологии связаны с именем великого классификатора природы Карла Линнея. Сын своего времени, искренне религиозный человек, опасавшийся столкновений с официальными догмами, Линней как приматолог все-таки шагнул далеко за пределы своего века. В приматологии Линнею принадлежит бессмертная заслуга как одного из самых прогрессивных и самых крупных строителей этой науки. Именно Линней в свой небезопасный для «вольнодумства» век мужественно объединил человека и обезьяну в один отряд да еще дал этому отряду название, которое уже раньше использовала церковь, — «приматы» (Primates)[15]. Сделал он это на основе видимых признаков сходства, на основе «искусственной системы».
Еще в 1735 г. в первом издании «Системы природы» Линней дал группу Antropomorpha, куда включил такие «роды»: Homo (человек), Simia(обезьяна) и Bradypus (ленивец). В 1758 г., ставшем исходным пунктом современной международной номенклатуры благодаря выходу в свет 10-го издания его «Системы природы», Линней и ввел термин Primates для обозначения отряда, в который включил уже четыре рода: Homo, Simia, Lemur (полуобезьяна) и Verspetilio (летучая мышь). Если исключить последнее и повысить ранг «родов» (до семейства или подотряда), мы получим в общих чертах современную таксономию отряда приматов.
Но, конечно, Линней не мог преодолеть неведения, присущего его времени. Род человека включал у Линнея два вида: Homo sapiens и, представьте, Homo troglodytes, т. е. орангутана Бонтиуса (в 10-м издании — Homo nocturnus, Homo sylvestris, orangoutang). Линней, вероятно, не был знаком с работой Тайсона, а шимпанзе Тульпа назвал Simia satyrus. Великий систематик был в сильном затруднении при установлении отличий «человека разумного»[16] от орангутана. Некоторые виды обезьян у Линнея и сегодня невозможно идентифицировать (например, непонятного Simia apedia). Несмотря на это, вклад Линнея в классификацию приматов неоценим.
В сентябре 1760 г. ученик Линнея из Петербурга Гоппиус, упоминавшийся выше, защитил по обезьянам диссертацию. В том же году она по традиции была опубликована на латинском языке, а через 17 лет — на русском. Поскольку до 1777 г. нет трудов по обезьянам на русском языке, то получается, что книга Гоппиуса — первая. Интересно, что эта первая работа по приматам была опубликована фактически анонимно. Автор рецензии на нее, напечатанной в следующем году в «Санктпетербургском вестнике», скрылся под псевдонимом «Б». В книге дается сводка известных ранее знаний о приматах (включая труды Геснера и Алдрованди), правда, более критичная и творческая, но, разумеется с присущей тому времени скудостью и путаницей сведений.
Род обезьян в книге разделен на три класса: долгохвостых, короткохвостых и бесхвостых, которые «собственно называются обезьяны». После доброй порции мифических сведений дается описание четырех видов человекообразных (Anthropomorpha): пигмей (невозможно идентифицировать — может быть, орангутан?), сатир (это шимпанзе, правда, несколько очеловеченный), луцифер (вымышленное существо), троглодит (вероятно, орангутан Бонтиуса). Этим непонятным (вероятно, и самому автору) названиям соответствуют фантастические изображения, помещенные в диссертации Гоппиуса. Таков был уровень знания о высших приматах во второй половине XVIII в.
В работе сообщается о многочисленных признаках сходства человекообразных обезьян с человеком (даже более многочисленных, чем на деле) и на странице 44 говорится «И как никто без увеселения и удивления особливого взирать не может различный род жизни обезьян, подлинно забавный и любопытства достойный, то необходимо, что и о сих упомянутых нами сходствующих весьма с родом человеческим, без изумления ни один испытатель естества разсуждать не может»[17].
Завершаются эти «разсуждения» эмоциональной фразой Энния (III в. н. э.), которую, как утверждают, впервые произнес Цицерон: Quam similis, turpissima bestia, nobis! («О, сколь схожа на нас зверь гнусный обезьяна!»)
Рецензент, одобряя замысел издать две речи, «говоренные под руководством Линпеа», и критикуя перевод с латинского, заметил, что сочинитель «кажется, имеет в предмете унизить несколько гордость высокомерных людей».
В последней четверти XVIII в. в России появилось несколько переводных книг по приматам, из которых наиболее интересен учебник Н. Я. Озерецковского «Начальные основания естественной истории» (1796).
В классификации автор следует Линнею (но не в обособлении единого отряда), но все-таки исключает из группы обезьян и полуобезьян летучих мышей. Другие «естественные истории» уступают по научному уровню работе Озерецковского.
В это время объем литературы, в том числе научной, по приматам начал значительно расти. Этому способствовали общезоологические описания Блюменбаха (1775), Эркслебена (1777), Пеннанта (1781) и др. Появляются научные исследования отдельных форм и даже групп обезьян. Таким образом, благодаря систематике Линнея и накапливаемым фактам вполне намечалась тенденция прогрессивного развития приматологии, которая могла бы, подобно некоторым другим ответвлениям зоологии, с приобретением новых знаний оформиться в следующем столетии в науку. Но этого не произошло.
Выдающийся французский естествоиспытатель Жорж Бюффон в гигантском, 44-томном, труде «Естественная история…» немало страниц посвятил обезьянам (XIV т., 1766, часть XV т. и Дополнение VII, 1789)[18]. Великий натуралист с недоверием относился к систематике. Недостаток этот был связан, как ни странно, с прогрессивными тенденциями в творчестве Бюффона: отвергая закоснелость законченных форм (о чем твердили креационисты), выискивая «промежуточные формы» (сегодня мы сказали бы «филогенетические связи»), автор стремился обосновать идею развития организмов (трансформизм), что впоследствии высоко ценил в трудах Бюффона Дарвин.
Бюффон кратко дал фактически первое научное описание гиббона, поместил его изображение и правильно его назвал. Вслед за Бонтиусом он к месту употребил термин «орангутан» для крупного азиатского антропоида. (Немалая заслуга, если учесть, что еще много десятков лет спустя этот термин будет употребляться неверно!) Описанный Бюффоном «жокко» (от упоминавшегося выше «энжеко») — настоящий шимпанзе, вполне сносно изображенный художником Жаком де Сева. Очень вероятно, что авторы видели привезенного в 1738 г. в Париж шимпанзе. По мнению видного современного приматолога-анатома Османа Хилла, Бюффон, имея с 1741 г. типовой образец «жокко», произвел самое авторитетное после Тайсона описание шимпанзе. Но Бюффон смешивал орангутана с «понго» (гориллой?), которых сам никогда не видел.