Читать онлайн «За жизнь мира». Страница 5

Следующее, после «собрания в Церковь», священнодействие Литургии — вход. Несмотря на множества «символических» истолкований, вход этот не символ. Это движение, восхождение самой Церкви, переход ее из ветхого в новое, из «мира сего» в «мир будущего века». В мире сем алтаря нет, храм разрушен. Алтарем стал Сам Христос, Его человечество, которое Он воспринял, обожил и соделал храмом Божиим нерукотворным. Христос вознесся на небо и небесный алтарь этот знаменует, что нам во Христе дарован доступ на небо, что церковь — это восхождение на небо и вхождение в небесное святилище и, наконец, что только восходя на небо, исполняет себя Церковь, поистине становится «тем, что она есть».

Итак, этот вход, это приближение предстоятеля, а в нем и всей Церкви, к престолу, не символ и не изображение, а, напротив, акт, раскрывающий нам подлинные измерения таинства Евхаристии, сущность его как, прежде всего, таинства, т.е. явления, присутствия, дара Царства Божиего. И потому, когда приближается предстоятель к престолу, Церковь начинает петь ту молитву, ту хвалу, которую, по свидетельству пророка Исаии, извечно поют ангелы перед престолом Божиим:

Что же это, как не свидетельство о небе, куда взошла Церковь? Ибо ангелы и есть небо, и есть та ангельская хвала, к которой теперь присоединяется, которую своей делает Церковь. Это то великолепное и непостижимое вне и над, о котором мы знаем, что оно вечно оглашается восхвалением Божественной святости. Святый — вот настоящее Имя Божие, не Бога «ученых и философов» а живого Бога веры. Знание о Боге приводит к определениям и формулам. Но вера есть знание не о Боге, а знание Бога. И оно, только оно, приводит нас к единственному и непостижимому, а вместе с тем — очевидному слову «Святой»... К слову, которое одновременно выражает абсолютную непостижимость Бога, абсолютную инаковость Его, но и то, что только в Нем — утоление нашей жажды, что только Он — таинственное сокровище, влекущее нас к себе.

И вот, взойдя на эту высоту, впервые с начала евхаристического священнодействия, предстоятель поворачивается лицом к собранию. Вплоть до этого момента он возглавлял Церковь в ее восхождении к небесному святилищу, но теперь восхождение это исполнено. Священник, чье служение и послушание состоят в «актуализации» священства Христова, говорит народу: «Мир всем». Ибо Христос, по слову Апостола, и есть наш мир (1 Фее. 3, 16). В Нем человек возвращается к Богу и в Нем Бог прощает человека. Как новый Адам, Христос ведет нас к Богу. Как воплощенный Бог, Он являет нам Отца и примиряет нас с Ним. Он — прощенье грехов, примирение и причастие. И мир, провозглашаемый священником, это мир между Богом и Его творением, это основа и явление царства Божия. А в этом мире, «который превосходит всякое разумение и начинается теперь литургия слова, провозглашение Его и передача Его нам, собравшимся, посредством Проповеди. Для православных, в отличие от Запада, эта литургия слова столь же «таинственна», «сакраментальна», как и следующая за ней литургия преложения даров хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы. Таинство есть «исполнение Слова». И до тех пор, пока не будет преодолено ложное противоположение «Слова», с одной стороны, «Таинства» — с другой, подлинный смысл, как Слова, так и Таинства, не могут быть постигнуты во всей полноте. Провозглашение Слова Божьего таинственно потому, что оно есть акт преображающий. Оно претворяет человеческие слова Евангелия в Слово Божие, а слушающего его человека — во вместилище Слова... В конце каждого субботнего дня, на торжественном всенощном бдении, выносится из Алтаря книга Евангелия и полагается на аналое посредине Церкви и этот акт являет наступление Дня Господня. Ибо Евангелие это не просто литературный памятник, повествующий о Христовом воскресении, а само пришествие к нам Воскресшего Господа, сама слава и радость воскресения.

На Литургии чтению Евангелия предшествует пение Аллилуиа, слова, не переведенного с еврейского языка, ибо самим своим «звучанием» выражающего радость тех, кто видит грядущего Господа, кто узнает Его: «Вот Он, хвалите Его!» — таково не буквальное, а духовное «звучание» и смысл этого непереводимого восклицания... Вот почему чтение и проповедь Евангелия в православной церкви есть литургический акт, существенная и неотъемлемая часть Таинства. Ему внимают и его принимают Духом и в Духе, и в принятии Духа оно становится ростом Церкви...

Хлеб и вино. Чтобы понять их изначальный и вечный смысл в Евхаристии, мы должны, хотя бы на время, забыть те бесконечные споры, которые мало по малу превратили их в некую абстрактную «материю» таинства. Ибо в том и заключается главный недостаток теперешнего богословия таинств, что вместо того, чтобы искать смысла Евхаристии и составляющих ее священнодействий, в ней самой, в ее строе, чине и молитвах, богословие это применяет к Евхаристии свои «априорные» и отвлеченные предпосылки, их как »бы «навязывает» таинству. При этом подходе, как уже сказано выше, из богословского объяснения Литургии практически «выпала» именно сама Литургия, а остались разрозненные формулы, «моменты» и «условия» действительности. Исчезла Литургия как единое, органическое, всеобъемлющее священнодействие всей Церкви, остались же части «существенные» и не «существенные», необходимые для совершения таинства и те, что составляют его «символическую» оправу... Так, в одном из учебников догматики объяснение Евхаристии вообще обходится без слова «евхаристия» — оно, как будто, для объяснения таинства не нужно. Но ведь в раннем предании Церкви это слово было ключевым словом, объединяющим и осмысляющим всю Литургию. Евхаристией и до сих .пор называет Церковь и дары хлеба и вина, и их приношение и их преложения в Тело и Кровь Христовы, и, наконец, причащение им. Все это — Евхаристия, и только по отношению к ней и может быть по-настоящему понято.

Хлеб и вино суть наша пища, данная нам Богом, «реальный символ» нашей жизни, «реальный» — потому, что от вкушения ее действительно зависит наша жизнь. Поэтому принося ее Богу, мы приносим Ему самих себя, свою жизнь, не только свою, но и жизнь всего мира, сам мир сей, дарованный нам как пища и как жизнь. Приношением этим мы благодарим Бога и это значит совершаем тот основоположный акт, в котором человек «исполняет» себя, как человек, как «царь, священник и пророк», призванный претворять свою жизнь и жизнь всего творения в жизнь и общение с Богом. Таков первый смысл приношения, жертвы хвалы благодарения, которую дано и заповедано Церкви приносить от лица всего творения.

Но, принося эту жертву, мы уже знаем, что ее — раз навсегда — принес Христос в Своем воплощении, в Своем послушании Отцу — «до смерти и смерти крестной», Своим воскресением из мертвых и вознесением на небо. И что, поскольку Он совершил это «за всех и за вся» и отожествил Себя с каждым из нас, и со всем творением, принося Богу Отцу самих себя и все творение, мы приносим Ему жертву Христову, приносим Христа, Который и есть наша жизнь.

В византийской проскомидии, т.е. приготовлении евхаристических даров, священник начинает с того, что, взяв хлеб, долженствующий стать просфорой, т.е. приношением и жертвой, он начертывает на нем крест, говоря — «в воспоминание Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа». И он может это сделать, может «предузнать» этот хлеб, как Тело Христово, потому что с «хлебом небесным» уже навсегда отождествил .себя Христос, и истиной пищей явил себя, Свою плоть ' и кровь... А, полагая хлеб на дискос, священник «опознает» его как символ Церкви, нового творения и народа Божьего, соединенного во Христе.

Таким образом, каждый раз, совершая дарованную и заповеданную нам Христом Евхаристию, мы снова приносим Богу жизнь свою и мира и мы снова узнаем, что все уже принесено Христом и что Он и есть наше приношение. Мы узнаем, что восходя с нашим приношением и жертвой к Богу, в небесное святилище, мы входим в вечную небесную Евхаристию, в ту надмирную Пасху, которую «желанием возжелал» есть с учениками Своими Христос...

Приношение начинается так называемым «великим входом» — духовенство в торжественной процессии приносит дары хлеба и вина и полагает их на престол. А одновременно с этим приношением предстоятель молится о том, чтобы Бог помянул нас во Царствии Своем. Нам заповедано Христом совершать Евхаристию — ,,в Его воспоминание». Но «помнить» Христа — это значит помнить и всех, за кого Он принес Себя в жертву и кто во Христе -соединен со всеми в любви Божией. В своем восхождении из «мира сего» Церковь поминает мир, поминает все творение и эта «память любви» соединяет нас воедино.