В выходные, словно в честь ее приезда, была фиеста. В этой долине каждую неделю в одном из селений проводилась фиеста. Из церкви выносили изображения святых и шествовали с ними по улицам. Старухи ползали на коленях, словно изображая карликов, мужчины напивались, гремела музыка, устраивались танцы, в четыре утра всем, кто еще стоял на ногах (а таковых было большинство), раздавали бесплатную паэлью, и конечно же использовались самые опасные виды пиротехники. В деревне Сью мужчины с небрежным видом поджигали увесистые ракеты прямо сигаретами, свисавшими у них изо рта. Когда пламя уже начинало обжигать руки, они смотрели на него с равнодушным видом, словно говоря: «Что это тут у меня?», после чего запускали петарды вверх, где они взрывались с оглушительным грохотом.
Неподалеку от площади — сейсмоопасного эпицентра фиесты — сняла дом супружеская пара из Уэльса, лечившаяся от булимии. Прожив долгое время во Франции, эти люди полагали, что испанская деревня окажется столь же тихим местом. В пять утра они вышли на улицу в ночных рубашках и попросили мэра Пако убавить шум, но он не смог их расслышать. На следующий день они уехали.
В понедельник те немногие испанцы, которые решились выйти на улицу, передвигались шаркающей походкой пациентов, прошедших курс химиотерапии; площадь была усеяна обломками петард и другой пиротехники.
Когда Сью переходила площадь, из-за угла вылетела целая стая собак в самом прекрасном расположении духа. С большей частью этой собачьей ватаги она была знакома: здесь были Колин, Крошка Джанет, Азуль, Сальвадор и Пабло, Генерал Франко, Канелло и еще тройка маленьких изнеженных собачек, которые, как ни странно, нравились местным жителям. Шествие замыкала неуверенно передвигавшаяся Шифоньерка. В центре же компании скакал самый потрясающий пес, какого Сью только доводилось видеть, — размером с теленка, с блестящей темно-серой шерстью, длинной изящной головой и черными как уголь глазами. Пес выглядел самым ухоженным из всей своры, и Сью решила, что он наверняка породистый.
Тем же вечером, когда Сью с Лоуренсом сидели на террасе бара, мимо снова протрусила та же свора.
— Лоуренс, а чей этот большой пес? — спросила Сью. — Я его раньше не видела.
Лоренс приподнялся, чтобы рассмотреть его получше.
— Ничей. Его бросили. Появился здесь на следующий день после фиесты, — ответил он. — Наверное, жил у каких-нибудь испанцев, которые поехали на лето к морю и не захотели платить за конуру или просто не догадывались, каким он может вырасти. Кто знает? Здесь часто бросают собак на шоссе или оставляют их в этой деревне, потому что знают, что в ней живет много англичан, и считают, что мы должны заботиться о них.
— И мы заботимся?
— Не знаю, по-моему, на сегодняшний день все уже полностью особачены. Посмотрим.
В течение последующей недели Сью непроизвольно отыскивала Пса взглядом и даже подружилась с ним, скармливая ему ненужную закуску, когда этого не видели владельцы «Голубой ночи», и почесывая его за ухом, когда он спал на каменных ступенях церкви.
Та же неделя сулила ей новые знакомства, как она выяснила из гороскопа, опубликованного в международном издании «Дейли экспресс», которое было оставлено кем-то из посетителей бара. Утром в пятницу на той же неделе ее посетил мэр, когда она пила кофе в «Голубой ночи». Дону Пако было по меньшей мере семьдесят, и он носил очки в толстой черной пластмассовой оправе, в которую были вставлены такие сильные линзы, каких она еще никогда не видела. Он попросил ее пройтись с ним к террасе бара для местных, у которого, насколько ей было известно, не имелось названия. В нем и мебели-то никакой не было. Он представлял собой большое пустое помещение, отделанное изразцами, единственным украшением которого служила реклама многочисленных сортов мороженого, никогда здесь не продававшихся.
Сью и дон Пако устроились под большим фиговым деревом на выцветших оранжевых пластиковых стульях, расставленных вокруг шаткого карточного столика, обитого зеленым сукном. Местный парень, заведовавший баром, принес им кофе и огромную порцию бренди в круглом фужере для мэра. Сью вспомнила Лоуренса, как-то заметившего, что при таких ценах на выпивку трудно позволить себе оставаться трезвым. Правда, казалось, испанцы никогда не напиваются, по крайней мере, они никогда не дрались, не блевали, не скандалили и не хвастались, как это делали англичане по субботам в Болтоне и каждый вечер на побережье.
Дон Пако явно собирался поговорить о чем-то серьезном. «Ну вот, — подумала Сью. — С позором выставят вон».
Однако он начал свою речь чрезвычайно учтиво:
— Сеньорита Сью, шофер Антонио сказал мне, что вы оказали ему небольшую услугу за то, что он подвез вас сюда. И я хотел узнать, не могли бы вы сделать нечто подобное и для меня. А именно, как бы это выразиться… намылить свою грудь, взять mi pajaro[1] и зажать его между грудей, пока… ну, вы знаете, что потом происходит. Может, раз в неделю вас устроит? Обеспечение мылом я беру на себя.
— М-м-м… — задумалась Сью. — Еженедельный интрамаммарный коитус с мылом. Это вам дорого обойдется, мистер мэр.
— Ну что ж, в этой жизни ничего не бывает бесплатно — в конце всегда приходится платить. Я отложил немного денег, чтобы купить этой осенью электрический початкоочиститель, но интрамаммарный коитус с мылом звучит соблазнительнее.
Через несколько дней к ней обратился еще один старый фермер по имени Рамон, тоже пригласивший ее посидеть под фиговым деревом.
— Сеньорита Сью, знаете, у меня есть немного денег, которые я собирался потратить на операцию жены, но она все равно скоро умрет, так что…
Его интересовал ягодичный коитус дважды в неделю. Затем последовали управляющий банком, интересовавшийся подмышечным сношением, пекарь с еще одним интрамаммарным коитусом и целая серия тизинов для бесчисленного количества стариков, а также десять тысяч песет от священника за право подсматривать за ней, когда она писает в апельсиновой роще.
Так что довольно быстро дело у нее пошло вовсю. Средний возраст ее клиентов составлял семьдесят два года, и все они были местными испанцами. Лоуренс объяснил ей, что у более молодых мужчин или есть подружки, с которыми они занимаются сексом, хотя это и грозит им женитьбой, или они посещают бордели, которых более тридцати вдоль всех крупных дорог в Гранаду. Эти бордели представляли собой замызганные строения из шлакобетона, рядом с которыми всегда стояла какая-нибудь одинокая грязная машина, а погашенные днем неоновые вывески гласили: «Райский клуб» или «Клуб-Шик». Поговаривали, что в них работают красавицы-аргентинки.
Эта деятельность не вызывала у Сью никакого чувства вины — она предоставляла необходимые услуги по разумной цене. Она знала, что, как правило, крестьяне не отличаются передовыми взглядами, и тем не менее когда она встречала своих стариков на улице, они здоровались с ней самым учтивым образом, даже если вынули свой член из ее задницы всего за полчаса до этого. Но что было еще удивительнее, так это дружелюбное отношение их жен, с удовольствием вступавших с ней в разговор, когда Сью встречала их в магазине или в очереди к хлебному фургону, который приезжал два раза в день.
Как-то, сидя во дворике Лоуренса с Мириам, Найдж, Фрэнком, Кирстен, Базом и остальными участниками сарсуэлы, Сью выразила свое удивление тем, что ее деятельность не вызывала у испанцев никаких возражений. Лоуренс, как всегда, заявил, что он может объяснить это и, поскольку все были слишком сонными или слишком пьяными, чтобы остановить его, разразился очередной лекцией.
— Не следует забывать, что в течение тысячи лет начиная с 711 года Андалусия была самым просвещенным, либеральным и прогрессивным местом на земле. В эпоху правления мавров она играла ведущую роль в области науки, математики, поэзии и даже садоводства. Здесь терпимо относились как к иудеям, так и к христианам, которые являлись полноправными членами общества. А затем после страшного 1492 года, когда произошла так называемая реставрация и мавры были изгнаны Фердинандом и Изабеллой, эта страна стала самой нетерпимой, отсталой и реакционной, заняв первое место разве что в области техники пыток. — Постепенно он начал отклоняться от темы. — Показательно, например, что Торквемада был выкрестом — евреем, ставшим гонителем евреев. Интересно, почему новообращенные зачастую оказываются гораздо большими фанатиками, чем рожденные в вере?
Сью не мешала ему, размышляя над тем, как хорошо, что она чувствует то же, что остальные, и ей не хотелось смущать его, заявляя при всех, что он несет полную чушь. Правда, сдерживать себя оказалось не таким-то простым делом, потому что все эти разглагольствования о королях и калифах одновременно раздражали и удручали ее. Он ни единым словом не обмолвился об ангелах! Хотя всем известно, что до 1492 года четверть населения Андалусии состояла из ангелов. Этому была посвящена тьма книг: «Андалусское пророчество», «Белые крылья над Испанией», «Небесная связь с побережьем». Именно ангелы построили Альгамбру, о чем свидетельствовала масса указаний — только глаза открывай, — и любой серьезный историк знал, что вся деятельность инквизиции была направлена на уничтожение их власти.