{нет даты}
За окном рождается утро. Косые лучи пробивают темноту, и сотни крошечных пылинок летят на свет, как мотыльки. Ворона, хрипло каркая, медленно кружит над самой дорогой, а глупый породистый пес скачет за ней со всех лап, чуть не касаясь носом вороньего хвоста. Казалось бы, добыча вот-вот сама свалится ему в зубы, но всякий раз птица ухитряется каким-то чудом увернуться. Наконец, вороне надоедает забавляться со своей простодушной игрушкой и она легко взмывает вверх. Ее тень молниеносно пробегает по стеллажам, на которых покоятся диски. Божественный Джон Ли Хукер, Майлз Дэвис, Колтрейн… Я лениво улыбаюсь, выдавливая из себя остатки утреннего сна. Спешить некуда. Листья березы, живущей за окном, чуть заметно окрашивают собственную тень в зеленый цвет, она легонько движется, влекомая по стене невидимым отражением ветра, и так же плавно и спокойно приходит понимание: я счастлив, абсолютно и безмятежно.
Мое обновленное сознание имеет лишь один маленький недостаток: понятие времени ускользает от меня. Таковы правила игры. Прошлое, если я все еще верно ощущаю значение этого понятия, развертывается в пространстве, как огромная картинная галерея. Так смешно: вот я впервые за долгий срок выхожу из своей норы, крадясь по следу музыки, точно ищейка. Она то исчезает — и тогда забавная фигурка замирает на месте, то появляется вновь. Наконец, невидимые волны крепнут и я иду вперед, балансируя на грани двух мироощущений — мира, к которому меня приучали с рождения, и мира музыки. Я вспоминаю свою первую встречу с ней, во время полета в черном туннеле. Да, она способна привести в первобытный ужас, лишить сознания, но теперь все не так. Ее отзвуки притягивают меня, ласково и бережно, а призраки привычного и родного уклада жизни истаивают в своей угрюмой слепоте.
Я понимаю, что всякое мое движение, каждая мысль тоже являются музыкой, и сочинять ее напрямую гораздо проще и эффективнее, чем прибегать к помощи грубых посредников. По меркам окружающих, я теперь обладаю невероятной силой и исключительно острым умом, тогда как физиологически я почти не меняюсь, если не считать уничтожения надоедливой опухоли — ничто не должно мешать чистоте моего восприятия.
Другая картинка: из озорства я проигрываю довольно простенькую мелодию, в результате чего в моем обиталище оказывается несколько плотных пачек зеленоватых листков с изображенными на них грустными лицами. Для этого далеко на улице приходится оборвать несколько проводков, что немного печально. Зато эти бумажные клочья сгорают с исключительно приятным звуком. Должно быть, именно поэтому их так ценят люди (если и не явно, то подсознательно).
Шаг за шагом я продвигаюсь к настоящему мастерству. Уверен, что сейчас даже мой почерк ничем не отличается от обычного, хотя вместо кропотливого заполнения тетради достаточно изобразить несложную мелодию с элементарными аранжировками, не отвлекаясь на восприятие чернильного следа и формулировку мыслей. Скоро и эти звуки умолкнут — тогда придет время настоящей музыки.
Она уже давно терпеливо ждет меня. Там, за окном — разве можно не слышать пения невообразимо огромных и в то же время хрупких акустических систем? Разве не сияют множеством огней усилители? И, конечно же, люди эти бесчисленные провода, по которым стремится к своей цели упорядоченная энергия. Она еще не зазвучала и почти невозможно воспринять ее. Разнородная, но равно прекрасная, она летит через своих слепых посредников, чтобы родиться на свет и самой стать светом. Чем лучше проводник, тем быстрее она пролетает сквозь него. И если в этот краткий миг кто-то сумеет уловить хотя бы отголоски гармонии, освободить ее от собственных помех, окружающие проводки иногда объявляют его гением, хотя — кто знает? — может быть, его сплав гораздо менее чист, чем у соседа, по ошибке подключенного к неверным контактам?
Да, система несовершенна и меня ждет громадное поле работы. Многое предстоит изменить, и я, лишенный прошлого и будущего, не способен предсказать момент завершающего аккорда. Но мне твердо известно: когда-нибудь он придет и я с торжественной радостью вырву один за другим старые провода из разъемов, чтобы постепенно насытить музыку чистым серебром. Когда-нибудь… Я не тороплюсь.