И настал день.
И настал час.
И Гоша Пятаков надел рубашку, почистил туфли, побрился и, бледный от волнения, от предстоящего счастья, поставил Варвару Яковлевну в известность о том, что ему очень нужно в этот воскресный день съездить к заболевшему сослуживцу.
– Что с ним? – обеспокоенно спросила Варвара Яковлевна.
– Заболел, – неопределенно ответил Гоша. – Температура... Грипп, наверно. – Он спешно завязывал шнурки на туфлях.
– А цветы взял?
– По дороге возьму, – буркнул Гоша и спохватился, но было поздно, сами понимаете, что было поздно.
– Не торопись, – сказала Варвара Яковлевна. – Успеешь.
И была она грустна, потому что знала – сейчас, вот в это утро, решится судьба их семьи. Она уже жалела о своем долгом молчании, о своей выдержке, жалела и о своей крепкой воле. Все это вдруг показалось ей совершенно ненужным по сравнению с тем, что сейчас произойдет между нею и Гошей. Да, и еще самолюбие. У нее было такое мощное самолюбие, что она выдержала несколько месяцев борьбы и страданий только благодаря этому качеству своей личности.
Она подошла к мужу, поправила ему галстук, одернула пиджак.
– Сядь на минутку, Гоша, – сказала она без желания на что-то намекнуть. Она мысленно давно звала его Гошей, и сейчас это словечко выскочило помимо ее воли. – Я тебе кое-что скажу.
– Ну? – откликнулся Гоша уже от двери.
– Если ты сейчас пойдешь, домой можешь не возвращаться.
– Что?
– Если ты сейчас выйдешь в эту дверь, я ее тебе больше не открою.
Бледный Гоша вернулся в комнату, сел и молча уставился в глаза своей жены Варвары Яковлевны.
– Почему? – спросил он.
– Ты сам знаешь. И я знаю. И она знает. Поезд приходит через сорок минут. До Курского вокзала ты доберешься на такси за двадцать минут. У тебя есть десять минут, чтобы подумать. Подумай.
Варвара Яковлевна взяла с телевизора маленький будильник и поставила его на стол между собой и мужем. Тот посмотрел на будильник, на жену, на пустой экран телевизора, потом уставился в пол.
Через пять минут он поднялся и вышел. А машинистка, которая перепечатывала этот рассказ, от себя добавила: «Далеко не уйдет».