– А чего я – нанялся за ним убирать?
А ему добрым голосом отвечали:
– Это, сынок, и называется – Родину защищать.
В общем, приехали. Ночью того же дня я поднялся и пошел с помещением знакомиться.
Пункт напоминал собой спортзал в молдавской спецшколе: повсюду расставлены деревянные лавки, на стенах бумажные плакаты героического содержания. В зале находилось человек двести. Один с лицом спринтера у телефона стоял:
– Марина, ты меня жди, и я вернусь. Да! Да! Что? Нет, Марина, к Баринову на день рождения не ходи, и к Толяну не ходи, а к тете Вере ходи. Ты дома, зайчик? Что? А, спишь! А кто у тебя там кашляет? Передай деде привет. А ты чего сопишь? Простудилась? Надо лечиться. Ты ложись в больницу. Я тебе письмо написал, на семи листах. На место доберусь, конверт куплю и пошлю. Ты мне сушки с маком пришли и аудиокассету с Борисом Гребенщиковым.
Стоящий рядом призывник его поторапливал:
– Давай, давай! Сворачивайся, мне домой надо позвонить, у меня сеструха рожает от завцеха…
На другом конце зала у дверей стонал дядя Витя, обращаясь к часовому:
– Да ты чего!.. Я тебе, дубина, говорю, я в армию уже ходил, а теперь я племянника провожал, вон такой обоссанный, губастенький у стены валяется. Ты проверь. Мне через час на дойку идти. Башмаков моя фамилия. Виктор Эдвардович.
Непреклонный часовой шмыгал гайморитом и отвечал:
– Дежурный придет, там разберутся…
Подошел я к стоящим у окна бойцам и спрашиваю:
– Где, говорю, мужики, берут в морские котики? В стройбат у меня нет настроения, не выношу бесплатного физического труда.
У них глаза повыпучивались:
– А ты чего косить не будешь? – Видно, так им здесь не понравилось.
– Смешные вы люди! – удивляюсь я. – Зачем же мне тогда было сюда ехать? Косить дома надо. Хотя на любителя. Я вам советую бутылку разбить и стекла нажраться. Верное дело. А я лично еду на халяву здоровья и знаний набираться.
– Да! – говорят ребята. – Ишь как тебя тыркнуло. Ну, на, выпей, может, отпустит… – и протягивают стакан с топорами.
Я выпил и упал навзничь, как в кино про войну. И опять все тот же голос заверещал:
– Что вы, издеваетесь!? Я только что за этой тварью убирал! Что я – виноват, что с ним рядом все время оказываюсь?
И все тот же добрый голос отвечал:
– Это, сынок, называется – Родину защищать.
Мне снилось, что за окном кто-то толстый летает.
Когда я открыл глаза, то увидел, что лежу там же где упал вчера
Один из бойцов – рыжий в панаме достал ее из за пазухи и предложил:
– Шмалите, друзья, сколько хотите, у Карлсона, который живет на крыше, там же и парники. Как вы уже наверно поняли, – я Малыш.
Потом к нам привели генерала-ветерана в орденах – чуть ни за взятие Шипки.
– Внучки! – крикнул он, – Пуля – дура, а штык – молодец!
– Не рви, батя, глотку, – посоветовал ему кто-то из толпы, – Лучше угости.
– А как же! – обрадовался тот и выставил из авоськи две трехлитровые банки зеленоватого самогона. – Только здесь бабка не достанет, не унизит гвардейца.
– Может, не надо?! – пробовал его остановить провожатый капитан авиации. – Помните, как в прошлый раз нехорошо вышло?
– Молчать! У меня ваш маршал под Кенигсбергом сортиры чистил, когда я тараном эсминец брал за чакушку! Восемь машин положил, а на мне ни царапины! – взвизгнул старый озорник. – Даешь Беломорканал! За родину! За победу! Хлебай, внучки, ханку!
Что внучки послушно и исполнили.
– Лютый дед, – долго еще мы вспоминали ветерана, – Таким дедам надо памятники чугунные на вокзалах ставить, а не руки ремнем вязать и уж ни как ни в вытрезвитель сдавать. За деда – чудо-богатыря! – и выпили.
И видим на пункт пришел офицер с зелеными погонами и заперся в комнате у туалета.
– Особист, разведчик, – объяснил один из бойцов.
Начали к нему водить по одному всех находящихся в пункте. Выходили оттуда чаще с задумчивым видом, что уже наводило на серьезные размышления. Одни говорили:
– Угрожал.
Другие:
– Взятку предлагал, но не дал.
Третьи просто плевались
Последним вышел тощий кришнаит.
– Какой хитрый человек! – сокрушался он.
– Чего спрашивал-то? – спросил я.
– Я не понял, – признался кришнаит и удалился.
Когда я вошел в комнату, капитан пил чай с вафлями, потрясая у уха колокольчиком.
– А! А! – спрятал колокольчик и простонал он, когда я закрыл за собой дверь, – плохие у вас дела гражданин призывник.
– А у кого они сейчас хорошие? – согласился я.
– У вас дела не просто плохие, а еще хуже, – продолжил он и откусил кусок вафли.
– Чем раньше? – не на шутку встревожился я.
– Гораздо, – кивнул он и откусил еще кусок.
– Кошмар! – схватился я за сердце.
– Кошмар! – согласился капитан и отпил глоток чаю.
– Что будем делать, товарищ контрразведчик? – с надеждой спросил я.
– Будем помогать соответствующим органам выявлять неблагонадежных элементов в армии, – сообщил заговорческим тоном особист.
– Я как раз знаю одного такого, – столь же таинственно прошептал я.
– Побожись? – уточнил он.
– Чтоб мне пусто было! – быстро поклялся я и доложил, – У дежурного офицера газы!
– Поподробнее! Какие газы? Маркировка, производные. – вяло заинтересовался контрразведчик и откусил очередной кусок вафли.
– Газы сугубо удушливые. Срок годности истек, производные – копченая колбаса, сыр Волна, лимонад Колокольчик. Как в туалет сходит, полчаса невозможно войти – глаза режет. – отчеканил я.
– Понятно. Ведите наблюдение. Мы с Вами свяжемся. Свободны.
По выходу от разведчика я послал к нему Малыша и Карлсона, а сам, соответственно, выпил водки.
На четвертый день меня облили холодной водой и привели к начальнику распределительного пункта, к полковнику.
– Вы, молодой человек, собираетесь служить или вы к нам на побывку? – прищурившись, спрашивает полковник. – Три набора сменилось, а вы все шалите. Вами весь пункт провонял.
– О чем разговор!? – киваю я, и тут же предлагаю. – Пошлите меня куда-нибудь в горячую точку. Снайпером. Я очень усидчивый.
– Что-то такое мы вам и прописали, – отвечает начальник – А заодно и вашему дружку…
У меня после этих слов упало. Если бы вы знали моих друзей! (фото: на фоне милицейской линейки братья Алиевы, в профиль и анфас) Я им денег немало был должен. Ну, не получилось отдать. Ну, не получилось. Надеялся из армии паек присылать… Хотя они сами нарывались – в руки купюры совали. В лицо кидались. ( фото: переулок у ресторана Уют, в лицо герою летят пяти долларовые купюры ) Восточная кровь, пенная. Братья Алиевы – Улугбек и Максуд. Братья держали ресторан Уют на Сходненской и на момент нашего нежного знакомства только-только продали свой годовалый БМВ. (фото: переулок у ресторана Уют, на его фоне стоят братья Алиевы и их БМВ) К сути: как-то невзначай проговорился я Максуду, что могу под его деньги хороший процент взять. (фото: Герой и один из братьев Алиевых стоят у ресторана УЮТ)
Говорю:
– Максуд, как я восхищаюсь твоим умом и мужеством! Ты не человек, а газонокосилка. К тебе доллары так и липнут. Даже не думал о таком герое.
Максуд кушал киви и особо не протестовал:
– Я, – говорит, – Хачапури торговал, куртками торговал, Соней торговал и имел уважение.
– Так вот, – рассказываю я, – Тут меня один министр с одним банкиром познакомил. Ну, мы поехали сначала с ними в музей, посмотрели бивень мамонта, а потом он мне и говорит: Не хочешь по блату деньги поместить? Дашь тридцать и через месяц возьмешь сорок. Я ему отвечаю: Надо посмотреть мои депозиты, но у меня есть один близкий друг – практически родственник. Предложу, конечно, если он ни в Париже на сельскохозяйственной выставке.
Максуд, киви бросил, своим калькулятором позвенел и к Улугбеку. Слово за слово. Они подрались даже от перевозбуждения. (2 фото: на фоне ресторана УЮТ Максуд бьет Улукбека в ухо, потом Улукбек бьет Максуда в нос) Дали мне денег. (фото: на фоне ресторана УЮТ братья Алиевы протягивают в объектив пачки денег) В тот же день сплошные флешь рояли. (фото: Герой сидит в казино за игральным столом, пьет коктейль и курит сигару. Лицо довольное ) А потом пошел пиковый, черный период неудач, в которые моментально включись все оставшиеся у меня на руках средства сирот Алиевых. (фото: Герой сидит в казино за игральным столом, пьет чай, курит сигарету. Лицо недовольное) Падение орла и сокола!.. Бородинская битва, где я мог лишиться зрения, до первой звезды. (Надорванное фото: чья то туфля бьет Героя в копчик )
В общем, спрашиваю у полковника:
– Какому дружку? С усами или без? – спрашиваю.
– Очень умному, но очень аккуратному, – смеется полковник, машет рукой, и вводят длинного такого, тощего, в очках – не Алиева, слава Богу.