— Если бы мистер Киллигрю был там, ничего бы не случилось, — сказал Уилл.
— Если бы он был там, он бы смог прекратить все это. Уилл, может, он мог бы и сейчас это остановить?
— Как это? — спросил Уилл.
— Нам надо найти его. Мы должны рассказать ему, что случилось. Уилл, где нам найти его?
— Он — приближенный герцога.
— Я пойду к герцогу.
— Не стоит, Нелли. Ты не сможешь этого сделать. Герцог никогда не примет тебя!
— Я заставлю его принять меня… и заставлю выслушать.
— Тебя не пустят к герцогу. — Уилл почесал голову. Но Нелл не сводила с него глаз. — Я видел его вчера вечером, — прибавил неуверенно Уилл.
— Видел? Герцога?
— Нет, Генри Киллигрю.
— Ты рассказал ему о Розе?
— Я — ему? Нет, конечно. Я светил своим фонарем джентльмену у дома леди Беннет, а он вышел. Он был совсем рядом со мной, как ты сейчас.
— Ой, Уилл, ты должен был ему рассказать! Ты должен был попросить его помочь.
— Он с тех пор не был в Коул-ярде, верно, Нелли? Он забыл Розу.
— Ни за что в это не поверю! — с чувством возразила Нелл.
— Роза частенько говорила, что ты веришь в то, во что тебе хочется верить.
— Мне нравится верить в то, во что хочется. Может, я смогу потом сделать так, как хочется. Он часто бывает у леди Беннет?
— Говорят, ему очень нравится одна из ее дочерей.
— Не может быть. Он же неравнодушен к Розе.
— Такие, как он, бывают неравнодушны ко многим одновременно.
— Тогда я пойду к дому леди Беннет, встречу его и скажу ему, что он должен спасти Розу.
Уилл покачал головой. Нелл была самой большой сумасбродкой, какую он когда-либо видел. Он никогда не знал, что она сделает через минуту. Но одно он знал наверняка — бесполезно переубеждать ее, если она решила что-то сделать.
И вот маленькая, плохо одетая девушка стояла в ожидании у дома леди Беннет, держась чуть подальше от входа. Никто из входивших и выходивших из дома не обращал на нее внимания. Она казалась гораздо моложе своих тринадцати лет.
Она знала, что встретит Генри Киллигрю здесь. Она должна найти его здесь — и найти побыстрее, так как Роза была в крайней опасности. Если ей не удастся найти его у дома леди Беннет, тогда она найдет его у дома Дамарис Пейдж. Она могла быть уверена, что такого распутника, каким был, несомненно, милый Розы, наверняка можно было найти в одном из самых злачных борделей Лондона.
Нелл чувствовала, что она очень повзрослела за эти последние дни. Из ребенка она превратилась во всепонимающую женщину. Ничто из того, что она узнала о Генри Киллигрю, не удивило бы ее больше, чем то, что он бывал в переулочке Коул-ярд.
А встретилась она с ним около дома леди Беннет. Она подбежала к нему, упала перед ним на колени и взяла его за руки. С ним рядом шел другой джентльмен, он удивленно поднял брови и изумленно посмотрел на своего спутника.
— В чем дело, Генри? — спросил он. — Кто этот ребенок?
— Бог мой! Клянусь, я где-то видел этого ребенка.
— У тебя странные знакомства, Генри.
— Я — Нелл, — воскликнула Нелл. — Сестра мисс Розы.
— Ну, конечно же, я вспомнил! Как поживает мисс Роза?
— Скверно! — неожиданно зло ответила Нелл. — А вас это, кажется, совсем не занимает?
— А меня это должно занимать? — спросил он игриво.
Его спутник цинично улыбался.
— Если вы не подлец, то должно, — отчеканила Нелл.
Генри Киллигрю повернулся к своему спутнику:
— Этот ребенок подает крепкие напитки в публичном доме матушки Гвин.
— И крепкие словечки тоже, ручаюсь, — сказал тот.
— О да, злоязычный бесенок, — ответил Генри. Нелл вдруг воскликнула:
— Сестра в тюрьме. Ее повесят.
— Что? — спросил компаньон Генри равнодушно. — Уже шлюх вешают? Это никуда не годится.
— Действительно, никуда не годится! — воскликнул Генри. — Перевешать всех женщин в Лондоне и оставить нас одних!
— Боже, храни всех шлюх Лондона! — прибавил другой.
— Ее собираются вешать за то, чего она не делала, — сказала Нелл. — Вы должны спасти ее. Вы должны вызволить ее из тюрьмы. Это из-за вас она туда попала.
— Из-за меня?
— Точно, сэр. Она надеялась, что вы придете, но пришел другой, а не вы. Она ему отказала, а он обвинил ее в преступлении. Это мясник с Ист-Чипского рынка. Роза не могла с ним… после вашей светлости.
— Бесенок капнул меда в уксус. Генри, — сказал как бы между прочим его приятель, поправляя свои кружевные манжеты.
— Оставь свои насмешки, — ответил Генри неожиданно серьезно. — Бедняжка Роза. Значит, этот мясник засадил ее в тюрьму, а?.. — Он повернулся к приятелю. — Послушай, Браун, это нельзя так оставить. Роза славная девушка. Я как раз сегодня собирался зайти к ней.
— Тогда зайдите к ней в тюрьму, сэр, — попросила Нелл. — Зайдите к ней, и вы, такой важный джентльмен, конечно же, сможете устроить, чтоб ее освободили.
— А этот бесенок хорошего мнения о тебе, — сказал Браун.
— И его не следует портить.
— Ты куда, Генри?
— Я иду повидаться с мисс Розой. Я люблю Розу. И предвкушаю много счастливых часов с ней.
— Господь вознаградит вас, сэр, — сказала Нелл.
— И Роза тоже, я полагаю, — заметил Браун. Они зашагали в сторону от дома леди Беннет;
Нелл бежала рядом с ними.
Жизнь была воистину прекрасна.
Больше не было необходимости скрывать свою миловидность. Теперь она мыла и расчесывала свои волосы — и они ниспадали ей на спину легкими волнами. Больше не было необходимости изображать косоглазие и хмуриться — и она могла смеяться сколько ей вздумается, чаще всего она так и делала.
В тот день, когда она вошла в Королевский театр, в Лондоне не было девушки радостнее ее. Леди Каслмейн, хоть она и была заласканной королевской любовницей, не могла быть счастливее маленькой Нелл Гвин в ее блузке с глубоким вырезом, корсете, юбке, накидке из грубой шерсти и косынке вокруг шеи. И обута она была в настоящие туфли! Каштановые локоны едва касались ее открытых плеч; теперь она выглядела соответственно своему возрасту. Ей было уже тринадцать лет, и хотя в ее тринадцать лет она все же была крошкой в сравнении со сверстницами, — это была изящнейшая крошка.
Мужчины теперь могли смотреть на нее, сколько им заблагорассудится, ибо — Нелл первая готова была это признать — за погляд денег не берут, а любой, кто готов был заплатить свои шесть пенсов за один из ее апельсинов, мог глядеть на нее сколько заблагорассудится.
Если же кто-либо пытался вольничать, он встречал поток брани, который ошеломлял еще и потому, что изливался из ротика такого крошечного и очаровательного создания. И в партере, и на всех галереях говорили, что самой хорошенькой девушкой из продавщиц апельсинов у Мэри Меггс была крошка Нелли Гвин.
Счастье Нелл было беспредельно, так как Роза была теперь дома. Ее спасли те два кавалера, к которым обратилась за помощью Нелл. До чего же замечательно иметь друзей при дворе короля!
Словечко постельничьего герцога Генри Киллигрю, замолвленное герцогу, словечко мистера Брауна, бывшего виночерпием у того же герцога, самому герцогу — и Розе было даровано прощение: она без лишних хлопот вышла из своего заточения.
Кроме того, на мистера Брауна и Генри Киллигрю немалое впечатление произвели остроумие и находчивость младшей сестры Розы, которую они с шутливой церемонностью стали величать миссис Нелли; а Генри с большой охотой помог миссис Нелли стать одной из продавщиц у апельсинной Мэри, потому что именно такие девушки, как миссис Нелл, нужны были апельсинной Мэри — и не только ей. Он намекнул, что, бывая в театре его величества короля, он и сам не прочь будет увидеть миссис Нелли.
Нелл тряхнула локонами. Она почувствовала, что следует знать, как вести себя с Генри Киллигрю в случае чего.
Тем временем исполнилась ее сокровеннейшая мечта. Шесть дней в неделю она находилась в театре — Королевском театре! — и ей казалось, что в этом деревянном здании перед ее глазами жизнь проходила во всем ее мыслимом великолепии. Она не могла решить, на что ей нравилось больше смотреть — на сцену или на зрителей.
Надо сказать, что Королевский театр был полон сквозняков; его застекленная крыша пропускала не очень много дневного света, и совсем неуютно зрителям партера было сидеть под ней в плохую погоду; иногда в театре бывало очень холодно, потому что отопления в нем не было; иногда в нем бывало удушающе жарко от множества разгоряченных тел и свечей на стенах и над сценой.
Но, впрочем, все это были мелочи. Завороженно глядя на сцену, она могла забыть, что живет все еще в публичном доме в переулке Коул-ярд; здесь она могла жить совсем в другом мире, подражая актерам и актрисам; она могла видеть всю знать, потому что сам король бывал в театре. Разве он не был главным покровителем театра? И разве не актеры и актрисы этого королевского дома звали себя слугами его величества? Так что посещать театр было для него делом совершенно естественным; иногда он появлялся с королевой, иногда с получившей дурную славу леди Каслмейн, а иногда и с другими. Она могла видеть придворных острословов — милорда Бекингема, милорда Рочестера, баронета Чарльза Седли, лорда Бакхерста. Все они приходили на представления, а с ними приходили и дамы, с которыми они бывали дружны в то или иное время.