Всё это перешло к Артуру. Маг поднял руку, отвёл миску в сторону и посмотрел на Герта. Движения были уверенные, точные, глаза холодны и остры. Настоящий Артур.
— Кого это ты для меня убил?
— Неважно, — ответил Герт. — …Человека. Невинного человека.
— Вижу, что не козу, малыш.
Артур взял миску из его руки, поставил на стол и опять повернулся к Герту. Взгляд завораживал, манил. Артур плавно подтянул ноги, приподнялся на кровати, встал во весь рост. Плед упал. Артур с наслаждением потянулся. Движения и линии тела теперь, казалось, принадлежали юноше, лицо стало молодым и лучилось спокойной силой. Поражённый и восхищённый, Герт откинулся назад, чтобы лучше его видеть. Артур смотрел на него сверху вниз, будто с какой-то башни на землю. Потом снял рубашку. Герту почудилось, что от его головы и плеч исходит сияние, слабое, но — вот оно. Нимб Артура Ремингтона, который особо упоротые патриоты пририсовывали к фотографиям, действительно существовал. Герт понял, что улыбается во весь рот, по-идиотски, как дитя. Артур чуть приподнял бровь, наметил улыбку и поманил его пальцем.
Герт встал на колени и приник к нему, как к святыне. Артур гладил его по голове, Герт целовал его руки, живот, всё тело. В том, что они делали, на этот раз не было ничего низкого, Герт ощущал куда больше, чем страсть и похоть — любовь, желание несравненно более сильное, всеобъемлющее и жертвенное. Артур опустился на подушки, и Герт снова начал ласкать его ртом, делая всё для него, не для себя. Стоны Артура, ощущение его руки на голове, в волосах — это было наградой, небесной музыкой, сладостной лаской. Герт заслуживал мести, ужасной кары — а получил отблеск рая. Как только я мог поднять руку — хоть слово! — на этого прекрасного, великодушного, святого человека?!
На язык ему излилось семя, и Герт проглотил его, не ощущая ни малейшего отторжения. Он желал причаститься Артура Ремингтона как можно больше.
Потом он расстегнул штаны и ласкал себя под взглядом Артура, и этот взгляд бледно-голубых глаз вознаграждал его больше прикосновений любого другого партнёра. Потом Артур велел ему раздеться и жестом скомандовал: повернись.
Герт радостно подчинился. Он не испытал заслуженной боли — ну, может, совсем немного, и это добавило остроты. В руках Артура он снова был слаб, как больной, только болезнь была сладкой. Артур же был нежен, заботлив и строг к нему, как всегда.
VIII
— Ради тебя я убил бы кого угодно.
— Меня? Или возможности распрощаться с Богами?
— Ирония лишняя. Ты и есть эта возможность. Ведь ты — это ты. Весь, как есть.
Было позднее утро. Они проснулись как-то одновременно и, не вставая с постели, опустошили блюдо с фруктами, ждавшее на столе. Герт собрал персиковые косточки в кулак. Посадить их в городе, что ли. И никому не сказать, что они от Артура. Интересно, случатся ли с деревцами какие-нибудь чудеса?.. С утра Герт примерно знал, что намерен сделать. Прилагать усилия для размышлений было лень, слишком он много сил истратил в ту ночь. Но шестерёнки, вертящиеся в его голове круглые сутки, сами собой достаточно навертели.
— Слушай, Артур — ритуал, что описан в «Гриморум» — кровавая жертва ради магического удара. Она работает по тому же принципу, что и..?
— Да, — Артур говорил об этом, как о погоде. Как и о собственных пытках. — Это земля и кровь. Можно освободить энергию, если кровь лить на землю. Я так использовал войну в Сурае. Под нашим обстрелом ещё до подхода армии там погибла масса людей, их кровь пала наземь. Я взял эту силу и вбухал в победу — быструю, без партизанской войны в горах.
Герт засмеялся:
— Как это Боги тебя тогда ещё не убили?..
Артур лишь пожал плечами.
— Должно быть, не любят суров, — полушутя предположил Герт. — Их никто не любит, даже они сами.
— В этом они согласны со всем остальным народом, по крайней мере, — сказал Артур.
Он как раз ничего не имел против суров, это все знали. Артур Ремингтон накрыл Сурай шквальным огнём безо всякой злобы. Чистый прагматизм. Кстати — Артур, а как же города, дороги? Ведь большинство людей погибло в городе или в домах. Кровь падала на асфальт, на пол дома…
— Ну, это в данном разрезе тоже земля. Земля — всё то, по чему мы ходим ногами. Пол, плиты всякие, асфальт. Миски должны быть глиняные, это да. Их из ломаного асфальта не делают.
— Хорошо.
Герт был всё ещё голоден, фрукты только наполнили желудок, не даря сытости. Он взял с блюда последнее яблоко и сгрыз его в три укуса, лениво размышляя о Богах, Артуре, Городе и своём собственном месте во всём этом.
«Ты… другой вопрос». И правда. У Герта была хорошая память.
— Артур, на что ты готов, чтобы рассчитаться с Богами?
Артур беспокойно зашевелился, сцепил пальцы, вытянул ногу, потом опять подобрал.
— Ты хочешь жить? — спросил Герт. — Сейчас?
Маг вздохнул, лёг на бок лицом к окну и натянул одеяло на плечи. В комнате было прохладно. Через некоторое время Артур сказал:
— Сейчас я почти счастлив, малыш. Ненадолго. Ты уйдёшь, уедешь, я потрачу энергию. Боль вернётся. И страх. Ты был прав, я ужасный трус, Герт.
Воцарилось молчание. Потом Герт нарушил его:
— На сколько времени хватает… миски?
— Не всё ли равно? — ответил Артур. — Неделю, максимум две.
— Не беспокойся, я о тебе позабочусь, — пообещал Герт. — Достану что надо.
— И сколько времени ты намерен так делать?
— Сколько надо.
— Пока тебя не поймают?
— Что, есть другой вариант?
Артур молчал. Герт собрал в кулак яблочные косточки впридачу к персиковым. Подумаем. При успехе у нас будет что? Рухнет медицина и машинная промышленность, отрасли целиком в руках Богов. Если сверхсложные и непонятные людям механизмы продолжат работать и без своих создателей, всё продержится, пока они не будут разворованы и не сломаются. Если с исчезновением Богов машины остановятся, всё рухнет сразу — везде, где нельзя заменить их ручным трудом. Будут и другие потери. Люди, вложившие в руки Богов свои души, зависимые от них, погибнут, сойдут с ума, станут беспомощны, неработоспособны. Этих людей не так уж мало, процентов — десять? пятнадцать? двадцать?.. Герт сознательно исключил из списка самое страшное — смерть Артура. Его единственная личная утрата. Однако не факт, что Артур умрёт; при достаточно тщательной подготовке дела он может выжить. Герт приказал себе считать это самым вероятным исходом. В конце концов, пережил же маг сурайскую войну и затопление Кодо…
Моя утрата не считается, она моя; я не имею права на эгоизм.
Потери мира и Города краткосрочно будут неизмеримы. И это плата — за что?
За свободу родной земли, Города, мира от власти тварей, которые использовали Артура, сделали его врагом собственного народа, погубили его душу, предали беззащитного в руки врага-истязателя и, искалеченному, дали вместо лекарства яд.
— Надо избавиться от их власти, Артур. Иначе они нас высосут и угробят, и будем мы умирать. Как ты здесь. Сам знаешь.
— Составь план, — тихо сказал Артур. Он перевернулся на другой бок и смотрел на Герта. — Я поддержу тебя, если план мне понравится.
— Уже. — Герт постучал пальцем по лбу. — План почти готов.
Глаза мага вспыхнули. В напряжении он замер.
— Да. Всё это не напрасно, Артур, — сказал Герт.
Мгновения они смотрели друг на друга с полной серьёзностью и пониманием. Герту было почти физически больно от такой дозы честности. Он первый опустил глаза.
IX
Они приняли душ, оделись, вышли на террасу, и Артур сжёг испачканную кровью рубашку, сумку и прочих немых свидетелей преступления на железном листе, опрыскав всё горючим спреем. Содержимое миски пошло в унитаз с изрядным количеством чистящей смеси, миска вместе с ножом — в посудомоечную машину.
— Хорошо, что джинсы и обувь остались чистыми, — сказал Артур, подбирая подходящую рубашку для Герта. — Рубашку твоего размера я ещё нашёл — держи — а со штанами и ботинками было б труднее.
Герт надел светлую рубашку с вышитым по вороту традиционным орнаментом — солнца, луны, цветы. Артуру она была велика, он в ней бесформенно выглядел; Герту пришлась в самый раз.
— Как додумаю план, приеду, — сказал он.
Артур кивнул и отвёл глаза. У него был колкий, тёмный взгляд, как у мелкого хищника в зарослях. Герту захотелось отстраниться. Сначала он так и сделал, потом шагнул к Артуру и поцеловал его в лоб.
Прощаться на словах они не стали.
X
На выходе охрана Сноу Хилл увидела его и очень удивилась. Герт использовал свой авторитет и не стал объясняться. Уезжая в Город по Толл, он думал об Артуре, глядящем ему вслед, одиноко слоняющемся по дому, лежащем у бассейна в шезлонге, в мёртвой, безветренной тишине; Артуре, сидящем в саду с закрытой книгой в руках. Думал и о старухе в платке. Она стоит на крыльце — наступила ночь — и зовёт внучку, Лию; девочка не отзывается. Старуха возвращается в дом, ищет там; сходит опять во двор с зажжённой свечой, кряхтя. Она плохо видит, зовёт и зовёт девчонку, просит, молит её отозваться. Ищет там, где малышка любит играть. Заходит и за дом. Сначала ничего не видно, потом свеча выхватывает из тьмы большую красную лужу, детские ноги в сандалиях и кровавое платье…