— Мил, если дело во вратах, он откажет.
— Я знаю.
— И тогда ты умрешь.
Подруга кивнула.
— Я не позволю этого. Я найду другой способ. Другую возможность.
— Вот за это я тебя и люблю. Ты никогда не сдаешься. Вот только что мы можем сделать отсюда?
— Хм, а когда меня останавливали какие-то стенки? — ответила я и впервые сделала то, что хотела. Позвала своего халфа. Не была уверена, что услышал, но очень надеялась на это.
— Ты только держись, ладно?
— Я постараюсь.
— А я обещаю, если не останется другого выхода, я открою врата.
— Разве жизнь одного ценнее благополучия мира? — улыбнулась подруга.
— Не знаю. Но я не хочу жить в мире, который требует жертвовать любимыми людьми.
— Не уверена, что это правильные слова, но рада, что ты так думаешь. Мне совсем не хочется умирать.
— Ты и не умрешь. Слышишь?
А потом я увидела то, зачем собственно и пришла. В гостинице действительно жило привидение.
— Я одна это вижу?
— Если это глюки, то у нас обоих.
— А дом-то живой.
— Тогда это не призрак.
— И как такое может быть?
— Иллюзия, — хором сказали мы и рассмеялись. Правду говорят, одна голова хорошо, а две лучше. Так что надо поскорее разбудить Милу и вместе подумать над тем, что творится в нашем мире.
— Нам нужен Майк, — уверенно сказала Мила.
— Я перепоручу это дело кому-нибудь. Сейчас есть дела поважнее.
— В Мории достаточно тех, кто рыдает над моим телом и ничего не может сделать.
— Была там?
— Одного раза хватило. Лестар весь черный. Это больно.
— Все будет хорошо. Вот увидишь.
— О, кажется, твой халф появился.
— Давно пора, — ответила я и посмотрела на барьер, — Интересно, кто его поставил?
— Тот, кто был на свадьбе. Возможно, даже тот, кто отравил меня.
— Тогда круг сужается до нескольких сотен человек. И я его найду.
— Главное, чтобы поздно не было.
— Не будет.
Это были последние слова, которые я успела сказать подруге, прежде чем оказалась в гостиничном номере на руках своего халфа.
— Ты пришел, — улыбнулась я. И так хорошо было здесь, рядом с ним. Хотелось, чтобы никогда не отпускал. Тепло окутывало, убаюкивало, заставляло закрыть глаза и погрузиться в полудрему.
— Ты не можешь жить, не рискуя нашей жизнью ежесекундно?
— Только в Адеон меня не надо, и клетки я не выношу. Просто посиди со мной.
— Спи уже, чудовище. Все силы выкачала.
— Потому что ты моя любимая дойная корова.
— А когда-нибудь стану любимым мужчиной.
— Ты спрашиваешь или утверждаешь? — полусонно спросила я, но ответа уже не услышала.
* * *— Нет.
Холодное и бездушное «нет». Лестар ожидал этого ответа. Что еще мог сказать адеонский выродок, машина для убийства? Ему сейчас даже было плевать, что этот подонок читал его мысли. Пусть читает, уже все равно. Если не сделать этого, она не доживет до следующего месяца. А это будет конец для всего.
— Вы знаете, каково это — видеть, как жизнь медленно уходит, по капле, из самого дорогого человека?
— Жизнь принцессы Элиани важна, но это не повод открывать врата.
— А что для вас повод? Дождаться, когда беда коснется лично вас? У вас ведь тоже есть то, что дороже всего. И что? Ради нее вы не перейдете черту, не будете умолять, ползать в ногах у таких чудовищ, как вы, и заключать сделки с тьмой?
Повелитель не ответил.
— Что ж. Если умрет моя жена, последняя из рода Леер тоже жить не будет.
— Глупо угрожать в том, что вы не сможете исполнить, — послышалось в ответ.
— Я найду способ, — убежденно ответил король. Не поверил. Даже ни один мускул на лице не дрогнул. Да кто он вообще такой? Какие чувства могут быть в этом бездушном существе? Сейчас перед ним был монстр. И он просто больше не был уверен, что в нем остались хоть какие-то чувства. Даже к ней.
— Думаю, было бы полезнее направить вашу энергию на поиски лекарства.
— Его нет! — прокричал Лестар.
— Мне очень жаль.
Лестар ушел. Не мог скрывать эмоций, его трясло просто. От того, что вернется домой, а ее уже нет. И тогда он умрет вместе с ней, та часть его, которая так нравилась ей. А другую он направит на то, чтобы отомстить. Заставить этого подонка также страдать, как страдает он сам. Только он уже не был уверен, что в жизни этого существа еще что-то значит последняя из рода Леер. Но найти ее не помешает. Или же обратиться к безликим? Два пути. По какому пойти? Тьма или свет? Свет или тьма? Он бы сказал: добро или зло? Но не был уверен, кто здесь кто. Да и эти два понятия сейчас были слишком размыты. Хорошие люди могут делать непростительные вещи, а зло… ему ли не знать, что и в абсолютной тьме иногда могут прорасти ростки любви. Какую дорогу выбрать? И тогда он задал вопрос: А что бы выбрала она? Дружбу. Она всегда так любила друзей, стояла за них горой. Посмотрим теперь, стоила ли эта дружба того или она также эфимерна, как любовь повелителя к последней из рода Леер?
* * *Не люблю просыпаться, особенно когда не понимаю, что увижу, открыв глаза. Что я в Адеоне? Рядом Азраэль? Или не рядом, а где-то поблизости. Ругаться совсем не хотелось. Не сейчас. Я открыла глаза, резко, не давая себе и шанса на трусливые мысли, и с облегчением вздохнула. Я все еще была в гостинице. И одна. Что чрезвычайно радовало. Оделась, умылась, посмотрела в окно. Солнце только показалось за горизонтом, лишь поманило своими лучиками, обещая зимний, солнечный день. А мне столько нужно сделать. Мысли не давали покоя. Я ходила из угла в угол, словно тигр в клетке и думала. Мила правильную вещь сказала. Кто-то подталкивает нас. Подталкивал с самого начала на открытие врат. Зачем? С чего все началось? Арон открыл врата. Впустил тьму. Как? У него не было Леера под рукой. Или был? Илана. Но он отдал ее моему отцу. Я не понимаю. Это бесит, когда видишь пазл из тысячи деталей и примеряешь, складываешь, решаешь, а все разваливается на куски и в картинку детали не складываются. Зачем Гвинерва убила своего халфа? Для чего Арон открыл врата? Как погиб Тринон? Кто отравил Милу? Кто заставил Азраэля убить меня? Как тьма выбирает жертву? И чего хочет тот, кто этим всем руководит? И самое главное, как все это остановить?
Я еще много чего передумала, пока в животе не заурчало от голода. Только вот спускаться вниз совершенно не хотелось. Я боялась встречи со своим халфом. Боялась своих чувств к нему. И не напрасно. Когда он вошел, у меня буквально земля ушла из-под ног. Я даже не знаю, как объяснить, что чувствовала в тот момент, когда наши взгляды скрестились. Мне просто хотелось стоять так бесконечно долго, потому что это было правильно. Потому что все в нем принадлежало мне, а во мне — ему. Это было выше любви, страсти, плотских желаний и чего-то настолько же сильного. Просто тяжело было выделить все, что я ощущала, в какое-то конкретное чувство. Но… мы никогда не станем любовниками. Это я понимала совершенно отчетливо. Потому что на мне все еще было кольцо, оно все еще не снималось, и меня это устраивало.